Элетер Дзелепи - Секрет Черчилля

Но поскольку фронты кольцом окружали Германию, также признает Черчилль, было невозможно отделить один фронт от другого или ликвидировать один из них так, чтобы последствия этого тотчас же не сказались на других фронтах. Как раз то, что в данном случае особенно интересовало русских.

Как бы там ни было, но в ставке британского главнокомандующего в Казерте очень спешили. 10 марта фельдмаршал Александер запросил начальников Объединенного штаба в Вашингтоне разрешения послать в Швейцарию двух старших офицеров своего штаба, чтобы по всей форме вести переговоры с немцами. 13 марта фельдмаршал сообщил Аллену Даллесу, что он делегирует двух офицеров. Последние, американский генерал Лемнитцер, заместитель начальника штаба фельдмаршала Александера, и генерал Эри, начальник английской военной разведывательной службы в Италии, на следующий день прибыли в Берн. Встреча этих двух эмиссаров с генералом Вольфом состоялась 19 марта в Асконе, на Лаго-Маджоре, на вилле, снятой Геверницем.

Переговоры проходили без затруднений, и теперь следовало информировать фельдмаршала Кессельринга в качестве главнокомандующего немецкими вооруженными силами на западном фронте, который должен был обеспечить всю операцию. На самом деле Вольф намеревался по этому случаю поставить вопрос в целом о капитуляции вооруженных сил на этом фронте. Вольф действительно немедленно отправился в ставку Кессельринга. Но ему понадобилось две недели, чтобы встретиться с фельдмаршалом и побеседовать. Время было выбрано неудачно: американцы только что форсировали Рейн…

Тем временем оба эмиссара фельдмаршала Александера терпеливо дожидались в Швейцарии возвращения Вольфа. Это длилось довольно долго, так что в Казерте начали подозревать немцев в маневрах с целью разделить англо-американцев и русских. Фельдмаршалу Александеру, должно быть, стало известно о спорах между Москвой, Лондоном и Вашингтоном относительно капитуляции немецких войск в Италии. Поэтому он отозвал 4 апреля своих эмиссаров и развернул 8 апреля общее наступление на итальянском фронте.

В течение всего этого времени англичане и американцы тщательно сохраняли тайну. Лишь после того, как переговоры начались, они решились предупредить Сталина. Впрочем, этот демарш носил всего лишь характер «нескромности». Именно государственный департамент поручил 11 марта Гарриману, послу Соединенных Штатов в Москве, встретиться с Молотовым и проинформировать его. Речь шла, во всяком случае, не более чем о простых «беседах». Советский министр иностранных дел дал ответ на следующий же день. Хотя его правительство, сообщал он, считает дело важным, оно не возражает, чтобы «беседы с генералом Вольфом имели место». Оно лишь требует участия в этих беседах советских офицеров.

Именно из-за этого вспыхнул конфликт [15] См.: William D. Leahy. J'étais lá. Plon. . Русские, прекрасно разбиравшиеся как в намерениях немцев, так и англичан и американцев, стремились начисто лишить начавшуюся операцию политического характера. Операция не должна была также носить сепаратного характера. Отсюда необходимость присутствия русских в Швейцарии.

Но ведь именно из-за этого англо-американская сторона не хотела иметь представителей Красной Армии на переговорах. По замыслу западных держав — так же как и немцев — первая сдача должна была быть только этапом на пути к сепаратной капитуляции на всем западном фронте, то есть война должна была быть разделена надвое: прекращение военных действий на западе и продолжение сражений на востоке.

Отсюда — исключение русских с самого начала. А когда Молотов поднял вопрос об участии советских офицеров в переговорах в Швейцарии, государственный департамент категорически возражал под предлогом того, что тогда трудно будет сохранить их в тайне. Советские офицеры будут желанными гостями в ставке главнокомандующего фельдмаршала Александера в Казерте, где, как утверждалось, будут происходить действительные переговоры.

12 марта Черчилль в свою очередь уполномочил посла Великобритании в Москве сэра Арчибальда Кларка Керра проинформировать советское правительство «о демаршах, предпринятых немецкими эмиссарами» в Швейцарии, а также заявить, что «никакие контакты не будут иметь место», пока английское правительство не получит «ответа русских». Кроме того, советское правительство может быть совершенно спокойным: «Никогда ни на мгновение не возникал вопрос о том, чтобы утаить от русских даже самые незначительные дела».

Премьер-министр его величества был тем более категоричен, что у него как раз были «дела», которые он «утаил от русских». Он говорил о простых «демаршах» со стороны немецких эмиссаров, на которые англо-американская сторона даже не ответила. Но он в то же время велел передать своему послу в Москве, что до 12 марта «представители союзников» [англо-американцев] находились в Швейцарии и что «контакты» имели там место. Более того, Черчилль довольно неловко признался и в самом факте переговоров, добавив, что представители союзников в Швейцарии «изучали даже возможность ввести контрабандой советского офицера, чтобы он мог присоединиться к ним, если московское правительство захочет кого-либо прислать».

В сущности, для англичан и американцев эта дискуссия была беспредметной. Согласно Черчиллю, английские и американские военачальники «на местах всегда имели полное право принять чисто военную капитуляцию вражеских сил, противостоявших им». Точно так же и по мнению Эйзенхауэра, капитуляция немецкой армии относилась «к тактической и военной области».

Одно было ясно: переговоры с немцами велись без участия русских, которых англичане и американцы систематически и упорно отстраняли. Ситуация была столь подозрительной, что Москва не могла не реагировать. Ибо для русских переговоры были фактом, а настойчивое исключение их англо-американской стороной было еще одним фактом.

На сообщение Черчилля от 21 марта Молотов подготовил резкий ответ, вручив его на следующий день британскому послу. Он разоблачал в нем секретные переговоры союзников с немцами и протестовал против них.

«В Берне, — писал он, — в течение двух недель за спиной Советского Союза, несущего на себе основную тяжесть войны против Германии, ведутся переговоры между представителями германского военного командования, с одной стороны, и представителями английского и американского командования — с другой».

Британский посол мог сколько угодно говорить, что Советы «ошибочно представляют себе факты», что «переговоры», о которых говорит Молотов, «были не более чем зондажем для проверки полномочий и компетенции генерала Вольфа», Молотов поставил точки над i, ответив послу: