Александр Сидоров - По тундре, по железной дороге: И вновь звучат блатные песни!

На некоторых подкомандировках Устьвымьского лагеря уже в 1939-м вместо зоны был только прясельный заборец или плетень и никакого освещения ночью! — то есть ночью попросту никто не задерживал заключённых. При выводе в лес на работу даже на штрафном лагпункте этого лагеря приходился один стрелок на бригаду заключённых. Разумеется, он никак уследить не мог. И там за лето 1939 года бежало семьдесят человек (один бежал даже дважды в день: до обеда и после обеда!), однако шестьдесят из них вернулось. Об остальных вестей не было».

То есть во время войны охрана заключённых не отличалась массовостью. Это подтверждается и косвенными данными: известно, например, что к середине 1944 года из ГУЛАГа было передано на укомплектование Красной армии 975 000 человек заключённых и 117 000 кадровых сотрудников НКВД, в том числе 93 500 человек из военизированной охраны. Это за три года! Брать было не из кого.

Особое внимание следует обратить на замечание Росси о том, что военизированная охрана имелась в самых разных структурах — ИТЛ, ГУМЗ, НКПС… Отсюда возникает путаница. Так, в 2001 году в сборнике «Блатные песни с комментариями и примечаниями Фимы Жиганца» в пояснении термина «вохра», использованного в песне «По тундре», я написал: «Вохра, ВОХР — военизированная охрана мест заключения. В песне неточность: побегушников отлавливали солдаты внутренних войск, а вохровцы набирались из вольнонаёмных и несли караульную, конвойную и надзирательскую службу. С 50-х годов ВОХР в местах лишения свободы постепенно заменён военнослужащими внутренних войск». И через некоторое время получил вполне резонное возражение на портале «а-pesni»:

«Фима Жиганец… указывает, что беглецов должна была ловить не вохра, а бойцы внутренних войск, но в мемуарах лагерников упоминается именно вохра:

“Дня через два выстроили всех и пересчитали по спискам 2-го отдела. Бригад не выводили на работы, а чем-то заняли в зоне. Вся ВОХР с собаками прочесывала тайгу вокруг. Беспрерывно гудела сирена, не то жалобно, не то тревожно.

— Какой может быть побег, лето-то прошло! — раздражённо толковали блатные. — Заблудились они в ихних тайгах!

«Они» были пойманы. Утром нестройная процессия бригад прошла мимо двух трупов, неестественно вытянувшихся на земле. Лица были прикрыты шапками. (Хелла Фришер. В нашей жизни много раз — «так трудно еще не было» // Доднесь тяготеет. Вып. 1. Записки вашей современницы. М.: Советский писатель, 1989. С. 439)”».

Замечание вполне резонное. Просто следует учитывать, что в воспоминаниях чешской коммунистки Хеллы Фришер, которые относятся к 1942 году, речь шла об операции в окрестностях лагеря («прочёсывали тайгу вокруг»), и участие вохровцев в этих локальных поисках вполне закономерно, не выходит за рамки их должностных обязанностей.

В то же самое время надо заметить, что, скажем, ВОХР ГУМЗ (Главного управления мест заключения) имел более широкие полномочия и действовал в полномасштабных операциях по поискам беглецов — вкупе с другими силовыми структурами. А для подавления восстания Марка Ретюнина использовалась ВОХР Севжелдорлага, хотя участок «Лесорейд», где вспыхнули волнения, отношения к железным дорогам не имел. По воспоминаниям колымского сидельца Ивана Павлова, для предотвращения побегов на Колыме организовали «летучие отряды» вохровцев — кавалерийские взводы, которые прочесывали тайгу. Также в условиях нехватки кадров к этому могли подключать даже лагерный ВОХР, а не военизированную охрану ГУМЗ.

Правда, вохровцы, да и солдаты-срочники нередко не отличались высокой дисциплиной. Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ» привёл один из примеров вохровской безответственности:

«Много расскажут случаев таких, как с бухгалтером Ортаусского отделения Карлага: послали его с отчётом за 40 км, с ним — одного конвоира. А назад пришлось ему везти в телеге не только пьяного вдрызг конвоира, но и особенно беречь его винтовку, чтоб не судили того дурака за потерю».

Случай с бухгалтером замечателен тем, что почти буквально повторяет сюжет «Похождений бравого солдата Швейка» Ярослава Гашека, когда Швейк затащил двоих своих конвоиров в трактир, где «бывают уличные девки и другие приличные люди», а затем доставил охрану прямиком в пункт назначения к фельдкурату Отто Кацу: «Конвоиров под руки вёл уже Швейк. Это стоило ему большого труда. Ноги у них всё время подкашивались, солдат беспрестанно тянуло ещё куда-нибудь зайти. Маленький толстяк чуть было не потерял пакет, предназначенный для фельдкурата, и Швейку пришлось нести пакет самому… Сверхчеловеческими усилиями ему удалось наконец дотащить их до Краловской площади, где жил фельдкурат…» Воистину: мы рождены, чтоб сказку сделать былью…

Нередко охранники не отличались рвением и при ликвидации побегов. И это ещё слабо сказано. Виктор Бердовских приводит пример из истории Вятлага: «9 июля 1950 года с 15-го ОЛПа бежали 7 заключённых. Но выставленная на ликвидацию побега розыскная группа вместо поиска беглецов организовала пьянку в деревне Куницыно, в результате чего пьяный солдат Баранов застрелил своего сослуживца Распутько. Вторая розыскная группа потеряла служебную собаку (как выяснилось впоследствии — её “зарубили” беглецы) и также вернулась без результата…»

Впрочем, у чекистов Севера был мощный союзник — местное население, аборигены. Они активно помогали ловить беглецов. Почему?

А вот это уже — повод для отдельного разговора…

Уже не раз помянутый нами знаток и исследователь ГУЛАГа Жак Росси в статье «ловцы людей» своего знаменитого справочника отмечает: «Ловцы людей — частные лица, прирабатывающие охотой на беглецов… В царское время охотой на беглых каторжан промышляли главным образом сибирские охотники-автохтоны, для которых как беглец (русский, украинец, кавказец), так и власть, платящая за его поимку, были одинаково чужды… Об отношении же русского населения Сибири сказано в старой каторжной песне: “Хлебом кормили крестьянки меня, парни снабжали махоркой”. Зная, что некоторые беглецы опасаются встречи с жителями (которых могут затем допрашивать власти), сибирские крестьяне выставляли на завалинку хлеб [5] Такой хлеб или ржаные лепёшки назывались «саватейками» (возможно, от реки Саватейка в Новгородской губернии; название могли дать крестьяне, переселившиеся из этого края в Сибирь). Беглецы, соответственно, именовались «саватейниками», а побег с каторги — «саватейки стрелять», «саватейничать». и молоко на случай, если ночью будет проходить беглец. В связи с организацией в начале 20-х гг. первых крупных советских лагерей в северной России ГПУ стало вербовать л.л. прежде всего среди населения Карелии, через которую ведёт путь в Финляндию. За каждую сданную голову чекисты платили деньги (около полумесячного заработка рабочего) и товары: 2 пуда муки, 4 фунта сахару и т. д. … В степях же Казахстана можно за них получить кирпичный чай и др. ценимые там товары. Из-за постоянного недостатка самых необходимых товаров охота на беглецов — доходный промысел по всей территории СССР… Заработанные охотником деньги и товары пересылаются после идентификации головки тем лагерным управлением, за которым числился беглец. Соответствующие документы оформляются счетоводами, которыми чаще всего бывают заключённые».