Александр Сидоров - По тундре, по железной дороге: И вновь звучат блатные песни!

Термин «головки» француз тоже поясняет подробно:

«За поимку беглых лагерников НКВД-МВД выплачивает охотникам Северной Сибири премии в деньгах и в дефицитных товарах (сахар, мука, мануфактура, охотничьи принадлежности). Т. к. поймать беглеца, а потом вести его по тундре трудно и опасно, его пристреливают, отрезают голову и прячут от зверя. Когда соберётся достаточно, мешок с “головками” погружают на санки или в лодку и отвозят “заказчику”. Мешок выглядит как если бы в нём были арбузы [6] Любопытно, что ещё на жаргоне царской сахалинской каторги голова так и называлась — «арбуз»; «расколоть арбуз» — раскроить голову. . Если случайно встреченный человек, новичок в советской тундре, спросит — что везёшь, охотник ответит — головки… Вот слова одного охотника: “…бутылка пива, пачка чая и 50 рублей… надо принести начальнику отрубленную головку. Раньше достаточно было принести правое ухо. Теперь этого уже слишком мало”».

В других источниках также есть сведения о том, что первоначально охотники за беглецами приносили лагерному начальству отрубленную руку беглеца, чтобы можно было определить личность заключённого по отпечаткам пальцев. Но вскоре северяне стали жульничать: одну руку они приносили в лагерь, другую — в местные органы правопорядка, чтобы получить две премии. Как в том же «Швейке» Гашека пациент сумасшедшего дома выдавал себя за Кирилла и Мефодия, чтобы получать двойную порцию… Поэтому решили всё же «отоваривать» только «головки».

Нельзя сказать, чтобы в этом смысле советские чекисты оказались первооткрывателями. Такую же «систему отчёта» использовали, к примеру, «порубежники» Курской земли ещё в XVII веке. Напомним, что именно сюда, на московскую «украйну», то есть окраину, на пограничную засечную полосу Иван Грозный ссылал в первую очередь «кромешников» и бунтарей. Здесь сложился особый тип людей, которых прозывали «севрюками». Писатель и краевед Евгений Марков характеризовал их следующим образом:

«Постоянная жизнь на пустынных рубежах русской земли, среди глухих лесов и болот, вечно на стороже от воровских людей, вечно на коне или в засаде, ежедневный риск своей головой, своей свободой — выработали из севрюка такого же вора и хищника, незаменимого в борьбе с иноплеменными ворами и хищниками, все сноровки которых им были хорошо известны, как свои собственные».

А в одной из исследовательских работ сотрудники Курского археологического музея сообщают любопытные детали: «Уложив в стычке противника, курский порубежник в качестве подтверждения своей доблести предъявлял воеводе уши, а нередко и отрезанную голову врага». Не правда ли, знакомая история? Впрочем, такие зверские традиции встречаются у многих народов. Снимали же индейцы скальпы с поверженных врагов и по их количеству судили об отваге воина…

Надо отметить, что практика отрезания голов своеобразно отразилась и в блатном фольклоре. Так возникло, например, одно из популярных зэковских выражений — «принести голову под мышкой». Это — указание на бессердечность зоновских «лепил» (врачей), которые не дают освобождения от работы даже тяжелобольному человеку: «Эта тварь гнойная тебя не сактирует [7] Актировать — составлять акт об освобождении от работы, об инвалидности и т. д. В случае тяжёлой, неизлечимой болезни иногда зэков даже «актировали на волю», то есть освобождали. Не было смысла кормить человека, от которого в лагере нет никакой пользы. , даже если ты ему голову под мышкой принесёшь!» Поговорка в разных вариациях известна не только среди арестантов, но и среди «вольняшек», а также сотрудников колоний. Например, у Сергея Довлатова в «Зоне»:

«Попробуйте зайти к доктору Явшицу с оторванной головой в руке. Он посмотрит на вас унылыми близорукими глазами и равнодушно спросит:

— На что жалуетесь, сержант?»

Скорее всего, образ оторванной (или отрезанной) головы возник в арестантском мире именно под впечатлением «охоты за головками» (не случайно Росси отмечал, что счёт «головкам» вели заключённые).

Есть у зэков и другое расхожее выражение-угроза: «Я тебе голову оторву и дам в руки поиграться!» Корни его скорее всего те же, что и в предыдущем случае. Зэки легко перенимали «нравственные принципы» гулаговского начальства. Да и в самой арестантской среде обычай отрезания головы в качестве наказания был распространён. Часто голову провинившегося отрезали пилой или пилорамой (отсюда выражение «пустить под пилораму» — расправиться с кем-то). Так что подобный образ был для уголовника чем-то достаточно будничным, даже обыденным.

Любопытен в этом смысле эпизод из воспоминаний известного актёра Евгения Яковлевича Весника — бывшего фронтовика:

«Восточная Пруссия, 1945 год. Как сейчас помню: не даёт немецкий пулемётчик, оставленный в арьергарде, провезти через поляну наши стопятидесятимиллиметровые пушки-гаубицы — тяжёлые, неповоротливые, прицепленные к мощнейшим американским тракторам “Катер-Пиллер Д-6”. Рядовой Кузнецов Василий — “беломорканальник”, осуждённый на 10 лет (как попал он на фронт — прямо из лагеря или побывав в штрафной роте и искупив свою вину кровью, — не помню), получил от меня приказ: пробраться к дому, из которого ведётся огонь, и ликвидировать огневую точку. Через полчаса пулемёт замолк. А ещё через десять минут Вася принёс затвор немецкого пулемёта и… голову стрелявшего немца.

— Боже мой! Зачем голова? — вскричал я.

— Товарищ гвардии лейтенант, вы могли бы подумать, что я затвор с брошенного пулемёта снял, а стрелявший сам ушёл… Я голову его принёс как факт, как доказательство!»

А далее Весник комментирует случившееся:

«Я представил его к ордену Славы и первый раз видел, как он плакал! Навзрыд!

Убеждён, что Вася в преступный мир не вернулся. Свою целительную роль сыграли доверие и поощрение».

Я рад бы разделить мнение Евгения Яковлевича. Однако душу мою терзают смутные сомнения… Уже из рассказа очевидно, что герой Вася не оставил своих прежних замашек. Для него отрезание чужой головы было поступком совершенно естественным, вроде намазывания масла на бутерброд. В самом деле: нужно доказательство — получите! Так же естественно зарезать человека, который чем-то мешает, не то сказал или не так поступил. На этот счёт у блатарей существует ёмкая поговорка: «Ему человека зарезать — как высморкаться»…

Так что присказка об оторванной голове — не столько гипербола, гротеск, сколько реальное отражение мировоззрения уголовников.

Учитывая это, можно понять и эвенков, якутов, чукчей, ненцев и прочих северных аборигенов. Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ» отмечал:

«Когда-то… якуты хорошо относились к заключённым и брались: “Девять солнц — я тебя в Хабаровск отвезу”. И отвозили на оленях. Но потом блатари в побегах стали грабить якутов, и якуты переменились к беглецам, выдавали их.