Александр Сидоров - По тундре, по железной дороге: И вновь звучат блатные песни!

Но вернёмся всё же к начальному этапу паспортизации, которая так больно ударила по судьбе уголовного героя баллады «Медвежонок». Вообще-то положение этого человека к началу паспортизации представляется довольно туманным. С одной стороны, ему не выдают паспорт, поскольку герой баллады не имеет «рабочей отметки», то есть не зачислен ни на одно из предприятий. С другой стороны, реплика «надо опять воровать» свидетельствует о том, что этот персонаж всё-таки к тому времени не занимался преступным промыслом, поскольку был вынужден к нему возвратиться. Остаётся одно: бывший уркаган подвизался на случайных подработках, не имея постоянной профессии. А в результате — оказался в рядах изгоев, которых надлежало выбросить из Ленинграда.

Заметим, что поначалу паспорт вводился в городах, объявленных режимными, — Москве, Киеве, Харькове, Минске. Паспортизация служила одновременно способом очистки от всевозможных подозрительных и социально чуждых элементов, в число которых входили «лишенцы» (представители дореволюционных имущих классов), отчасти — интеллигенция, не занятая общественно полезным трудом, уголовники, крестьяне на заработках и т. д. Отказ в выдаче паспорта означал автоматическое выселение из режимного города.

Только за первые четыре месяца 1933 года, когда проходила паспортизация Москвы и Ленинграда, в столице население сократилось на 214 700 человек, в Северной Пальмире — на 476 182 человека. В результате улучшилась не только криминальная обстановка, но и снабжение городского населения — хотя и не слишком существенно. Далее количество городов, где проводились «паспортные зачистки», постоянно увеличивалось, пока не охватило весь СССР от края до края.

Заметим, что далеко не все граждане, которым было отказано в выдаче паспортов, смирились с этим и действительно покинули города. Люди обзаводились липовыми справками, нередко меняли имена и фамилии. Вскоре в уголовном мире появляется преступный промысел, связанный с подделкой паспортов. Многие живут в городах нелегально; именно в это время появляется особенно много прислуги, набранной из бежавших от голода селянок, которые работают «за еду», всевозможных артельщиков и т. д.

В «Медвежонке» подчёркнут ещё один «поворот судьбы»: когда бывшие преступники, которые порвали с уголовным прошлым, но не устроились на работу официально, лишённые права на паспорт, возвращаются к прежнему криминальному ремеслу.

Разумеется, власть тоже не дремлет. Глава НКВД Генрих Ягода и прокурор СССР Андрей Вышинский в 1935 году докладывают в ЦК и Совнарком о создании внесудебных «троек» для нарушителей паспортного режима:

«В целях быстрейшей очистки городов, подпадающих под действие ст. 10 закона о паспортах, от уголовных и деклассированных элементов, а также злостных нарушителей Положения о паспортах, Наркомвнудел и Прокуратура Союза СССР 10 января 1935 г. дали распоряжение об образовании на местах специальных троек для разрешения дел указанной категории. Это мероприятие диктовалось тем, что число задержанных лиц по указанным делам было очень значительным, и рассмотрение этих дел в Москве в Особом Совещании приводило к чрезмерной затяжке рассмотрения этих дел и к перегрузке мест предварительного заключения».

Впрочем, к этому времени, судя по «паспортной» версии «Медвежонка», судьба героя баллады была уже решена. Ведь в этом варианте при повторном ограблении преступников берут не в пивной, всё более драматично:

Поскольку в тексте упомянуто ГПУ, время действия этой версии песни — не позднее 1934 года, поскольку в 1934 году Объединённое государственное политическое управление при СНК СССР вошло в состав НКВД СССР как Главное управление государственной безопасности (ГУГБ). Так что к моменту появления «паспортных троек» в 1935 году наш медвежатник либо уже получил срок, либо «пошёл на луну»…

А к 1937 году эпопея с паспортизацией успешно завершилась. НКВД докладывал в Совнарком: «По СССР выданы паспорта населению городов, рабочих посёлков, районных центров, новостроек, мест расположения МТС, а также всех населённых пунктов в пределах 100-километровой полосы вокруг гг. Москвы, Ленинграда, 50-километровой полосы вокруг Киева и Харькова; 100-километровой Западно-Европейской, Восточной (Вост. Сибирь) и Дальне-Восточной пограничной полосы; эспланадной зоны ДВК [32] ДВК — Дальневосточный край. и острова Сахалина и рабочим и служащим (с семьями) водного и железнодорожного транспорта». Тогда-то и появилось знаменитое выражение «за сто первый километр», то есть высылка неблагонадёжных беспаспортных «элементов» за пределы 100-километровой зоны, определённой для проживания обладателей «краснокожей паспортины». Впрочем, к воровской балладе это уже не имеет прямого отношения.

Раз уж мы коснулись «исторических» вариаций воровской баллады об ограблении банка, мы не можем пройти мимо её, так сказать, «адаптированной» версии. Версию эту, очень популярную, можно условно назвать по первой строке — «Помню, пришли ко мне трое товарищей». Её, к примеру, вспоминает Валерий Левятов в романе «Я отрекаюсь»:

Далее следует ограбление банка, а затем — арест преступников. Песня завершается тем же куплетом, с которого начиналась.

Впрочем, существуют и другие варианты. Приведу один из них, который размещён на сайте «В нашу гавань заходили корабли». Он назван «Мчится карета». Мне тоже запомнилось, что так — «Мчится карета по улице где-то» — звучал зачин в исполнении уголовных бардов, которых мне довелось слушать. Хотя на сайте начало несколько иное, да и текст довольно косноязычен: