Александр Сидоров - По тундре, по железной дороге: И вновь звучат блатные песни!

«Алёша, ша!» считается классическим образцом одесской блатной песни. История её по сегодняшний день является, пожалуй, одной из самых таинственных, удивительных, романтических, трагических и печальных по сравнению со всеми остальными образцами уличного и уголовно-арестантского песенного творчества.

Обычно у песен существуют два автора: композитор и поэт (оставим в стороне бардов и часть исполнителей «русского шансона», которые выступают одновременно в обеих ипостасях). «Алёша, ша!» — не исключение. К сожалению, имя стихотворца уркаганского текста «Алёши» пока остаётся для исследователей загадкой. Зато с композитором всё куда проще. Здесь никакой тайны нет. Посему с композитора и начнём.

Звали его Макс Авельевич Кюсс. Некоторые исследователи пишут, что он происходил из «литваков» (литовских евреев, которые исповедовали одно из течений в иудаизме). Однако на самом деле Кюсс был прибалтийским немцем, лютеранином и отношения к иудаизму не имел. Лишь в конце жизни, когда гитлеровская Германия напала на СССР, он отказался от своей национальности, посчитав, что немецкая нация покрыла себя позором, и назвался евреем.

Увы, биография маэстро полна лакун, белых пятен, неясных обстоятельств. Согласно послужному списку 1911 года, подписанному Кюссом, он родился в литовском Щавельске (Шауляе) в семье мещан 5 марта 1877 года (в советское время композитор годом рождения назовёт 1874-й, местом рождения — Одессу, а отца «переквалифицирует» в рабочего).

Еще в школе у Макса проявились незаурядные музыкальные способности. Мальчик брал уроки игры на скрипке у частного преподавателя. Через некоторое время Макс Кюсс стал воспитанником военного духового оркестра. Некие меценаты-меломаны дали юному Кюссу рекомендацию в Одесское музыкальное училище, куда он был принят на дирижерское отделение. Но окончить учебу не удалось, пришлось зарабатывать на жизнь игрой в частных оркестрах на свадьбах и других торжествах, помогать семье (по другим источникам, к этому времени Кюсс уже был сиротой).

Впрочем, музыкант самостоятельно освоил игру на кларнете, стал дирижировать, увлёкся композицией. В 1896 году вышло в свет его первое произведение — вальс «Грёзы любви». В 1898-м Кюсс становится дирижером собственного оркестра и женится на Перле Эрлихман — дочери одесского антиквара.

Увы, семейная жизнь музыканта не задалась, хотя тесть материально поддерживал дочь и зятя, а семейство через некоторое время пополнилось сыном и дочерью. Однако Кюсс коммерцией заниматься не желал, а его новая родня категорически выступала против его занятий музыкой. Жизнь Макса состояла из постоянных семейных ссор, упрёков, оскорблений.

Освобождение от этих мучений композитор находит в военной службе. 1 мая 1907 года Кюсс определён в 11-й Восточно-Сибирский стрелковый Её Императорского Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны полк вольнонаёмным капельмейстером. Он пишет для полка марш «Трудная жизнь», за что императрица пожаловала ему золотые с цепочкою часы с изображением государственного герба.

В Приморском крае Макс Кюсс создаёт одно из самых замечательных своих произведений — вальс «Амурские волны». Вокруг этой истории существует множество легенд, но все они имеют достаточно отдалённое отношение к теме нашего рассказа о блатной песне «Алёша, ша!». Поэтому постараемся выделить то, что с этим очерком действительно связано.

Судя по всему, к месту службы Кюсс перевёз и жену с детьми. Однако вдохновительницей и дальневосточной музой капельмейстера стала в новых краях совершенно другая женщина — Вера Яковлевна Кирилленко (именно так, с двойной «л»). Она была женой командира полка, в котором служил Макс Кюсс. Александр Кирилленко — герой Русско-японской войны, тогда он в чине капитана командовал ротой 26-го полка, оборонявшего водопроводный редут, получивший впоследствии название «редут Кирилленко». Всю жизнь Вера Яковлевна любила только своего мужа, это была очень красивая пара, замечательная семья.

Но Вера Кирилленко была известна во Владивостоке ещё и как активная общественница: она являлась членом правления «Общества повсеместной помощи пострадавшим на войне нижним чинам и их семьям», проводила благотворительные вечера, лотереи, аукционы, средства от которых шли в помощь нуждающимся семьям, больным и раненым, пострадавшим на полях недавних сражений. Не приходится сомневаться, что Макс Кюсс был влюблён в эту замечательную женщину. Именно ей он посвятил и преподнёс удивительный вальс, созданный, по разным сведениям, с 1907 по 1910 год. Первое название этому произведению дала сама Вера Яковлевна — «Залива Амурского волны».

Вера Кирилленко взяла на себя заботы по изданию нот. Матрицу заказали в Петербурге: у полковой типографии такой возможности не было. Кюсс хотел, чтобы на титульном листе была напечатана фотография любимой женщины. Вера Яковлевна согласилась на профильное изображение. Рядом с фотографией было крупно набрано: «Посвящается Вере Яковлевне Кирилленко». Чуть выше — «Колоссальный успех!!!» с тремя восклицательными знаками. А название вальса в типографии кто-то отредактировал — просто «Амурские волны».

Успех действительно превзошёл все ожидания. Вальс исполняли на светских приемах, разучивали, переписывая ноты от руки. Однако общего восторга не разделял полковник Кирилленко. Он посчитал посвящение жене и её фото на изданных нотах оскорбительным для себя. Второе издание вышло уже без фотографии Веры Яковлевны: её профиль заменило изображение Амурского залива. Судя по всему, история не обошлась без объяснения командира полка и музыканта. Известно одно: Макс Авельевич покидает полк «по собственному желанию» и с 1 января 1911 года переводится на остров Русский в должности капельмейстера 33-го Сибирского стрелкового полка. Соответственно настроению Кюсса произведения, написанные после «Амурских волн» на Дальнем Востоке, полны уныния и меланхолии — «Скорбь души», «Разбитая жизнь»…

Правда, один из исследователей творчества Макса Кюсса под ником pradedushka сообщает: «Пожалуй, только танец “Дирижабль”, написанный в 1911 году, в последний год пребывания Макса Кюсса на Дальнем Востоке, и посвящённый другу Эрасту Цорну, выбивался из общего печального, если не сказать, трагического настроя композитора своим темпераментом и весёлым озорным ритмом. Этот танец считался салонным и был в те годы невероятно моден. Ему специально обучались в танцклассах. А на титульном листе нот, где изображен парящий дирижабль, есть пометка: “танец исполняется лёгкими грациозными прыжками!”»