Виталий Познахирев - Турецкие военнопленные и гражданские пленные в России в 1914–1924 гг.

3. Свободное перемещение военнообязанных и военнозадержанных в пределах пункта интернирования.

Вне зависимости от того, были ли названные лица высланы во внутренние регионы страны или оставлены в местах своего проживания, они могли беспрепятственно перемещаться в пределах пункта интернирования. Правда, за исключением ночного времени, что предусматривалось Положением о полицейском надзоре, но, впрочем, соблюдалось далеко не строго.

4. Временный выезд гражданских пленных, а равно переезд их на постоянное жительство в иной населенный пункт, в т. ч. и в другую губернию [380] Возвращение на прежние места жительства военнообязанных, интернированных во внутренние регионы России, здесь не рассматривается, т. к. этому вопросу посвящена Глава 9. .

Такое перемещение военнообязанных и военнозадержанных формально допускалось только в «самых исключительных случаях, по особо уважительным основаниям и в определенную местность» [381] РГВИА. Ф. 970. Оп. 3. Д. 1872. Л. 54–55. . При этом в пределах региона интернирования гражданский пленный мог перемещаться с разрешения губернатора (на театре военных действий — штаба округа). Для поездки в иной регион требовалось одобрение еще и главы той губернии, в которую намеревался выехать пленный, согласованное со штабом соответствующего военного округа (если регион не относился к ТВД), либо с Главнокомандующим армиями фронта (если регион считался прифронтовым) [382] ГАКО. Ф. Р-322. Оп. 1. Д. 2. Л. 57. .

В большинстве случаев перемещения такого рода осуществлялись:

— в рамках трудовой миграции;

— по медицинским показаниям (обычно для посещения врача-специалиста, находящегося в ином населенном пункте);

— в целях воссоединения с родственниками;

— по семейным и иным обстоятельствам личного характера.

Признание выдвинутых пленником мотивов «особо уважительными», а «случая» — «самым исключительным», являлось, разумеется, делом усмотрения названных выше должностных лиц, но в целом усмотрение это носило, по нашим оценкам, довольно либеральный характер. Так, летом 1916 г. интернированный в г. Мышкин военнообязанный Гусейн Кучук Али оглы, с разрешения Ярославского и Тамбовского губернаторов выехал на постоянное жительство в г. Козлов Тамбовской губ. где, как он почему-то полагал, «турки живут гораздо легче» [383] ГАЯО. Ф. 73. Оп. 4. Д. 4570. Л. 3–3об., 12об. . В апреле 1917 г. Курский губернский комиссар позволил булочнику Мустафе Якубову переехать из Курска в Белгород, где представители его профессии, как считал заявитель, были более востребованы. Через два месяца этот же комиссар дал разрешение на переезд из губернского центра в Старый Оскол другому булочнику — Мустафе Реджибу Киди оглы. Правда, в январе 1917 г. Курский губернатор (в отличие от Воронежского), без каких-либо объяснений, отклонил прошение пяти турецких армян, проживавших в г. Валуйки Воронежской губ. и желавших заняться «торговлей хлебом и всевозможным кондитерским товаром» в Старом Осколе, где проживали их «товарищи, которые также занимаются торговлей, имея хлебопекарни и булочные кондитерские заведения». Однако когда один из пяти указанных просителей, Карапет Петросов, тут же подал ходатайство вторично, мотивируя его на этот раз тем, что в Старом Осколе проживают его родственники, у которых он мог бы «должность по торговле получить», то просьба эта была удовлетворена [384] ГАКО. Ф. Р-322. Оп. 1. Д. 35. Л. 13–14, 16–17, 26, 38. .

В качестве иных примеров можно сослаться на то, что военнообязанный Мехмет Джемаль Бей, «водворенный» в г. Острогожск, в феврале 1916 г. с разрешения Воронежского и Казанского губернаторов ездил на две недели в Казань «для урегулирования денежных дел» [385] ГАВоронО. Ф. И-6. Оп. 2. Д. 479. Л. 6–8. . В ноябре 1918 г. глава Рязанского губпленбежа выдал турецкому военнообязанному Халилу Адабаши разрешение на временный выезд из Рязани в Москву «для явки к специалистам врачам» [386] ГАРО. Ф. Р-547. Оп. 2. Д. 46. Л. 287. . Вместе с тем, в июле 1917 г. Штаб КВО отказался предоставить военнообязанному Мустафе Кор Осман оглы, содержавшемуся в г. Шемаха Бакинской губ., отпуск сроком на 10 суток с выездом в Баку «для устройства домашних дел» [387] РГВИА. Ф. 1300. Оп. 4. Д. 1137. Л. 37. . Тогда же названный штаб отклонил и просьбу интернированного в Курск Иосифа Какши оглы, желавшего навестить семью, проживающую на оккупированной территории Турции в г. Трапезунд (хотя Курским губернским комиссаром данное прошение было поддержано) [388] ГАКО. Ф. Р-322. Оп. 1. Д. 35. Л. 50–60. .

Однако в целом, как следует из документов губернских жандармских и полицейских управлений, турецкие подданные, особенно христиане, довольно часто реализовывали свое право на свободу передвижения. К примеру, только в 1916 г. в один лишь Старооскольский уезд Курской губ. (которая, кстати, считалась находящейся на театре военных действий) прибыло 12 турецких подданных (включая женщин и детей), а еще четверо убыло из уезда. В числе приехавших числились: булочник Григорий Цашкьян, часовой мастер Григориос Яникопанис, чистильщик обуви Иван Ахмаев, торговец фруктами Макар Арутюнянц, цирковой артист Николай Никита, повар Артин ага Синем, булочник Оганес Хапланян, пекарь Хампарцум Хапланян и др. [389] Там же. Ф. 1642. Оп. 2. Д. 601. Л. 5–6, 20, 51–52, 73–74, 76–77, 82–85; Ф. Р-322. Оп. 1. Д. 35. Л. 22.

К сказанному необходимо добавить, что после Февральской и, особенно, Октябрьской революций, вопрос свободы передвижения пленных стал неуклонно выходить из под контроля органов управления. Уже 3 апреля 1917 г. Министр внутренних дел обращал внимание губернских комиссаров на то, что гражданские пленные прибывают в Москву «из отдельных губерний России по разрешению комиссаров тех губерний. Впредь [до] разрешения общего вопроса [о] положении и праве передвижения неприятельских подданных, прошу [в] целях борьбы [со] шпионством придерживаться тех распоряжений, кои были изданы ранее» [390] ГАКО. Ф. Р-322. Оп. 1. Д. 61. Л. 273. . Однако все это кончилось тем, что к середине 1918 г. соответствующие разрешения пленным стали выдавать уже даже не главы губерний, а фактически все, кому это заблагорассудится. Так, в сентябре 1918 г. Моршанский уездпленбеж вынужден был предложить «всем учреждениям и частным лицам, имеющим в своем распоряжении военнопленных, воздержаться от выдачи каких бы то ни было удостоверений, позволяющих военнопленным вечерние отлучки, гулянья по городу и появления в общественных местах. Все такого рода удостоверения, выданные помимо Коллегии, будут считаться недействительными, и военнопленные будут задерживаться и вместе с лицами, подписавшими удостоверения, будут подвергаться серьезным взысканиям (Подчеркнуто в тексте — В.П. )» [391] ГАТО. Ф. Р-1583. Оп. 2. Д. 3. Л. 144. .