Эккехард Клюг - Княжество Тверское (1247–1485 гг.)

В договоре 1375 г. Михаил Александрович обязался также оказывать военное содействие Москве [887]. Однако для последней четверти XIV в. не зафиксировано ни одного случая, когда это обязательство было бы выполнено.

Далее, тверской великий князь должен был отказать в крестном целовании «…къ Ольгерду и къ его братьи, и к его детем, и к его братаничем» [888], т. е. разорвать связи с Литвой. Уже С. М. Соловьев указывал, что Михаил и не думал делать этого [889]. В феврале 1377 г. его старший сын Иван женился на дочери Кейстута; произошло это вскоре после нападения Литвы на нового союзника Москвы — Смоленск [890]. Тем не менее, изменения в отношениях между Тверью и Литвой в последней четверти XIV в. произошли, но определялись они в меньшей степени сокращением возможностей Твери сотрудничать с Литвой, а в большей — развитием событий в самой Литве. Летом 1377 г. умер Ольгерд. В последующие годы Литва прошла сквозь период внутренних смут, завершившихся в августе 1382 г. убийством Кейстута [891]. Новый литовский великий князь, сын Ольгерда Ягайло, в 1384/1385 г. заключил договор с Москвой, содержание которого, впрочем, до нас не дошло. Мать Ягайло, сестра Михаила Александровича Ульяна вела с московским великим князем Дмитрием переговоры о женитьбе своего сына на дочери Дмитрия и о переходе Литвы в православную веру [892]. Однако позднее в 1386 г. Ягайло женился на польской королеве Ядвиге, и литовцы были христианизированы «латинянами», т. е. католической церковью. Этот поворот оказался судьбоносным для дальнейшего хода восточно-европейской истории [893]и решающим образом ограничил в дальнейшем перспективы западной политики Твери.

Несмотря на это, «разрядка» в отношениях между Москвой и Литвой еще некоторое время продолжала углубляться. В 1390 г. старший сын Дмитрия Ивановича и наследник московского престола женился на дочери Витовта [894], одного из сыновей Кейстута, а в 1393 г. Москва никак не отреагировала на аннексию Литвой Смоленска; никакой реакции Москвы не последовало и на продолжавшуюся еще почти десятилетнюю борьбу за окончательное включение Смоленска в состав литовских владений. Естественно, что подобное развитие событий сильно ограничивало возможность непосредственно ориентировать тверскую политику на Литву. Далее будет, однако, показано, что тверской великий князь все же мог использовать в интересах Твери сохранившееся открытым для действий политическое пространство. В связи с принятыми Тверью условиями мирного договора с Москвой 1373 г. решающим является следующее: не договор был причиной того, что отношения Твери с Литвой не определялись более активной союзной политикой, как это было еще до 1375 г., причина заключалась в изменениях общей политической ситуации [895].

Для будущего политического развития Руси наиболее значимым оказалось то обстоятельство, что московский правитель и его советники явно извлекли уроки из войны с Тверью. Хотя и в последующее время Москва при случае искала возможность вмешаться в распри между великим князем тверским и удельными князьями Тверской земли, от военного вмешательства после 1375 г. в Москве отказались. Даже когда в 1380-е гг. Михаил Александрович еще раз попытался овладеть великим владимирским княжением москвичи не напали на Тверь. Осторожность, с которой москвичи относились к великому княжеству Тверскому, логически воздействовала и на перемены в тверской позиции: ведь в конце концов именно активное московское вмешательство в тверские дела в 1367–1375 гг. побудило тверского великого князя в свою очередь активно бороться против Москвы. В последующие десятилетия Москва ставила перед собой уже иные цели; тем самым у Твери исчезли причины противоборства с Москвой. Не следует при этом, однако, забывать о том, что дальнейшее усиление Москвы, переживаемое ею в конце XIV в. и в XV в., постепенно подрывало основы тверской независимости. Все же эту долгосрочную тенденцию следует отличать от более краткосрочных последствий мира 1375 г. На первый взгляд, наиболее значительным из этих последствий было обособление Кашина от Твери. Хотя это могло бы стать и прелюдией к распаду великого княжества Тверского, вскоре оказалось, однако, что это всего лишь эпизод, продлившийся несколько лет. Более внимательная оценка ситуации позволит подчеркнуть снижение агрессивности московской политики по отношению к Твери. Тем самым силы Твери освобождались для внутренней консолидации великокняжеской власти, поэтому Тверь в отличие от других княжеств, намного ранее поглощенных в процессе «собирания русских земель» или в ходе развертывания литовской экспансии, смогла и впредь утвердиться в качестве независимого владения.

С подобной точки зрения Михаил Александрович получил более чем «утешительную» компенсацию по договору 1375 г. за свой отказ от великого владимирского княжения: в обмен на заверения Михаила в том, что он не примет великого княжения владимирского из рук татар, Дмитрий Иванович дал соответствующие гарантии относительно тверской вотчины Михаила Александровича [896].

Другие статьи договора, предусматривавшие проведение третейского суда между Москвой и Тверью, также могли бы определенным образом укрепить возникший компромисс, тем более, что никаких новшеств в управлении Тверским княжеством они не предусматривали. Договорная грамота 1375 г. устанавливала этим своим пунктом «суд общий», относительно которого между Дмитрием Ивановичем и Михаилом Александровичем уже существовала договоренность, достигнутая «от первого нашего целованья, от положенья верить святаго апостола Петра (16 января)» [897].

Поскольку более ранние договоры между обоими князьями не сохранились, неясно, содержится в этой статье ссылка на договор 1369, 1371 или же 1374 гг. [898]Ни одно из этих соглашений в принципе не было неблагоприятным для Твери.

Помимо этого, Тверь приняла на себя обязательства, связанные с сохранением территориальной целостности Московского и Ярославского княжеств и Великого Новгорода [899]; они означали всего лишь возврат к существовавшему статус-кво, но ни в коей мере не были знаком ухудшения положения Твери.

Подводя итог, следует констатировать: договор 1375 г. открыл собой длительный период мира, но не потому, что он подчинил Тверь, включив ее в pax Moscovita [900], а потому, что к этому привели изменения в политике Москвы, Твери и Литвы. Великий князь тверской и впредь поддерживал независимые внешние отношения с Литвой, он не оказывал Москве никакой военной поддержки и даже попытался еще раз приобрести великое владимирское княжение. Сделав этот откровенный выпад против договора 1375 г., Тверь, однако, в дальнейшем твердо придерживалась мира с Москвой и уважала московские интересы, пока Москва, со своей стороны, не предпринимала шагов, направленных на новое вмешательство в тверские дела. Так сложилось некое политическое равновесие, которое следует истолковывать как результат московской победы 1375 г. и политики последующих лет, о которой вкратце говорилось выше.