Эккехард Клюг - Княжество Тверское (1247–1485 гг.)

Таким обрывом, значение договора 1375 г. не следует оценивать столь высоко, как это делается в работах, отмеченных выше. С другой стороны, это было настоящее соглашение, а вовсе не «хрестоматийный пример практической бесполезности договоров между князьями» [901]. Более того, рассматриваемый договор наряду с другими продемонстрировал, что содержание политического договора и его конкретное исполнение относятся друг к другу как две стороны одной медали.

Отмечая успешное утверждение тверской независимости [902], следует, однако, отметить, что значительное падение престижа, которое тверскому князю пришлось пережить в 1375 г., в дальней перспективе содержало в себе угрозу, которую не нужно недооценивать: в ретроспективе единожды признанное превосходство московского «старшего брата» было еще одним шагом на пути превращения московских правителей в «великих князей всея Руси» [903].

После 1375 г. Тверь держалась в стороне от политических процессов, разворачивавшихся в других частях Руси. Еще в 1375/1376 гг. татары Мамая напали на Нижний Новгород и Новосиль, союзников Москвы в ее войне против Твери. Примерно в это же время литовцы напали на Смоленск. По данным Никоновской летописи, как татары, так и литовцы обосновывали свои действия участием этих княжеств в походе на Тверь [904]. Москва, которая не защитила при этом своих союзников, со своей стороны в 1376/1377 гг. безуспешно пыталась отвоевать литовскую Ржеву [905]. В феврале 1377 г. наследник Михаила Александровича Иван женился на Марии, дочери литовского князя Кейстута [906]. Тем самым вскоре после новой военной стычки между Москвой и Литвой вновь была воссоздана тесная связь между Литвой и Тверью. Однако из-за смерти Ольгерда летом 1377 г. и последовавших за ней внутренних смут в Литве, предпосылки для совместных действий обоих великих княжеств против Москвы оказались непрочными. Хотя у Твери теперь не было потенциальных союзников. Москва не смогла воспользоваться этим, чтобы наказать Тверь за восстановление отношений с Литвой: отношения Москвы с татарами становились все более сложными и связывали действия Москвы. В 1377/1378 гг. московские войска сражались с татарами на Пьяне, не получив обещанной в 1375 г. поддержки Твери. Помимо войск из областей, непосредственно находившихся под московской властью, таких как Владимир [907], Переяславль и Юрьев, в этой битве участвовали также отряды из Мурома, Ярославля и Суздальско-Нижегородского княжества, т. е. из княжеств, союзных Москве и в 1375 г. [908]В следующем мартовском году (1378/1379) москвичи еще раз сошлись с татарскими войсками в битве на Воже. На стороне Москвы сражались также рязанский удельный князь Даниил Пронский и бежавший из Литвы от Ягайло и Кейстута князь полоцкий Андрей Ольгердович [909]. В 1379/1380 г. Андрей Ольгердович вместе с Владимиром Андреевичем Серпуховским, двоюродным братом московского великого князя, предпринял вылазку против Литвы [910]. Но и в этом случае Тверь осталась в стороне от борьбы.

В 1380 г. Москва подверглась суровому испытанию. Мамай, «сильный человек» Орды, подготовил большой поход на Москву; результатом этого похода должно было стать усиление татарской власти над Русью [911]. Мамай не забыл о том, что в 1375 г. московский великий князь не принял во внимание его решение наделить ярлыком на великое княжение Михаила Тверского и предпринял военные действия против Твери. Дмитрий Иванович с большим ополчением двинулся навстречу татарам и 8 сентября 1380 г. разгромил татарское войско на Куликовом поле на западном берегу Дона. С этой победой связано позднейшее прозвище московского великого князя — Дмитрий «Донской».

Вопрос о том, сколь велико было войско Дмитрия, остается спорным в исследовательской литературе; одним же из наиболее дискуссионных является вопрос о том, как следует оценивать участие в битве тверских отрядов. С. М. Соловьев, не делая никаких оговорок, ссылается на сообщение Никоновской летописи, согласно которому Михаил Александрович послал на помощь Москве тверские отряды, во главе которых был поставлен его племянник Иван Всеволодович Холмский. Согласно той же летописи, помимо него на Куликовом поле был и Василий Кашинский со своей дружиной [912]. В. С. Борзаковский указывает на то, что подобную информацию содержат лишь «расширенные» и «приукрашенные» источники (которые, подобно Никоновской летописи, отстоят довольно далеко во времени от описываемых событий); однако, с другой стороны, он приходит к заключению, что и отвергать эти сведения полностью нельзя [913]. Схожим образом высказывается и А. В. Экземплярский [914]. А. Е. Пресняков, напротив, решительно оспаривает участие в этой битве тверских войск под предводительством Ивана Всеволодовича [915]. М. Н. Тихомиров в своем исследовании, посвященном битве на Куликовом поле, ссылается в качестве «пока… наиболее полного свидетельства» на одно из известий Новгородской четвертой летописи. Более точно было бы говорить о том, что с учетом содержания и времени возникновения оно выглядит наиболее достоверным сравнительно с остальными [916]. Этот источник говорит лишь об участии в сражении кашинских, но не тверских отрядов [917]. Поскольку по договору 1375 г. Кашин добился фактической независимости от Твери и для сохранения этой независимости вынужден был прибегать к московской защите, присутствие кашинских войск на Куликовом поле не может рассматриваться как участие в этой битве тверского княжества. Как и М. Н. Тихомиров, Л. В. Черепнин высказывает сомнения в подлинности отмеченного Никоновской летописью призыва московского великого князя о помощи к Твери И в отправке тверского войска [918]. Насколько обоснованы эти сомнения, весьма примечательным образом поясняет В. Т. Пашуто в опубликованной к 600-летию со дня битвы статье. В. Т. Пашуто говорит, что, если судить по происхождению павших, на Куликово поле послали свои войска от 11 до 15 городов:

«причем по мере объединения Великим княжеством Маяковским земель Великороссии, в сказания включались все новые участки битвы и Рязань, и Великий Новгород, и Тверь…» [919].

К этой характеристике «эволюции» источников по существу нечего добавить. Своды, в наибольшей степени отмеченные тверским влиянием, не содержат тверской версии событий на Куликовом поле и не дают ни малейшего указания на участие в битве тверских войск. Ни разу в них не упомянуто и об участии Кашина в борьбе против Мамая [920]. Великий триумф Москвы, кажется, не особенно обрадовал тверичей.

В начале восьмидесятых годов Тверь явно оправилась от последствий войны 1375 г. С этого времени известия из Твери вновь становятся более многочисленными. В 1381 году Михаил Александрович приказал позолотить купол тверского храма Спаса [921], продемонстрировав тем самым богатство своей земли. К этому времени относится также ссылка в Тверь митрополита Пимена [922]. Почему в качестве места ссылки была определена именно Тверь, остается неясным. Митрополит Алексей, великий покровитель московского дела, умер в 1378 г. После этого великий князь Дмитрий послал в Константинополь своего фаворита монаха Митяя для утверждения его преемником Алексея, но Митяй по дороге умер и сопровождавший его переяславский архимандрит Пимен смог добиться митрополии, благодаря имевшимся у Митяя «бланкам» [923]. Ситуация еще более усложнилась из-за того, что в 1375 г. патриарх Филофей посвятил митрополита литовского, чего так добивался Ольгерд. Власть этого митрополита вопреки притязаниям Ольгерда не распространялась, однако, на восточнорусские княжества. Правда, у Филофея была при этом задняя мысль: Киприан, митрополит литовский, в один прекрасный день должен был стать преемником Алексея. Но этот план сразу же провалился. После смерти Алексея московский великий князь отказался от кандидатуры Киприана и, как уже упоминалось, отправил в Константинополь Митяя. После того, как его место занял Пимен, Москве пришлось выбирать между двумя митрополитами, оба из которых были для нее нежелательными. В 1381 г. решение было принято в пользу Киприана [924].