Эккехард Клюг - Княжество Тверское (1247–1485 гг.)

А. И. Клибанов полагает, что в Твери произошло столкновение местной и московской партий. Тверь при этом была представлена великим князем и собранными им представителями духовенства, и боярами, в то время как Киприан и сопровождающие его лица должны были выступать как защитники московских интересов [968]. В таком случае епископ Евфимий должен был быть сторонником Москвы [969]. Согласно А. И. Клибанову, летописные известия также выражают точки зрения двух различных сторон на произошедшие события: в Никоновской летописи содержится московская версия, а источники, приводящие более раннюю датировку поставления Арсения и умалчивающие о второй поездке Киприана, предлагают откорректированное тверское изложение происшедших событий [970]. Хотя в принципе упрек в сознательных манипуляциях фактами и справедлив применительно ко второй группе источников, предлагаемых А. И. Клибановым, обоснования подобного видении проблемы малоубедительны. Весьма доброжелательные отношения между Киприаном и Михаилом Александровичем совершенно отчетливо представлены и в Никоновской летописи. А. Е. Пресняков полагал, что попытки митрополита добиться примирения великого князя с епископом представляли собой формально обязательную попытку достичь примирения сторон [971]. Однако представление о том, что Киприан, оставляя Евфимия на кафедре, руководствовался московскими интересами, противоречит здравому смыслу: в случае, если бы Киприан на самом деле выступал как поверенный Москвы, московское влияние в Твери усилилось бы именно в результате возведения на тверскую кафедру митрополичьего протодиакона Арсения. Убежденность А. И. Клибанова в том, что митрополит из политических соображений посмотрел сквозь пальцы на ересь Евфимия [972]и даже оказал поддержку тверскому епископу, коренится в невысказанной, но подразумеваемой идее, суть которой в общем заключается в следующем: Москва вместе с социальными «массами», принадлежавшими к ереси Евфимия, делала одно общее дело [973], выступая против «реакционеров», т. е. против тверской великокняжеской власти и ее сторонников среди бояр и духовенства, которые стояли на пути складывания централизованного русского государства под руководством Москвы. Таким образом, система доказательств А. И. Клибанова базируется на простом предрассудке.

Выше уже говорилось о том, что само по себе предположение о существовании некой связи между делом Евфимия и ересью имеет весьма шаткие основания. Чем же могли быть вызваны противоречия между великим князем тверским и его епископом? Если исходить из интересов Михаила, то причина могла иметь и политический характер, на что в связи со своей теорией указывает и А. И. Клибанов [974]. В 1375 г. епископ Евфимий вырабатывал условия мирного договора с Москвой. В тот момент, впрочем, тверичам не оставалось ничего иного, как принять условия мира, продиктованные Москвой. Спустя пятнадцать лет, в 1390 г., невыгодные для великого князя тверского последствия этого договора уже стали фактом прошлого. Может быть, именно поэтому Михаил и хотел сместить епископа, вырабатывавшего условия мирного договора, ведь епископ, собственно, и был гарантом того, что крестное целование Твери Москве сохранит свою силу. А может быть, Евфимий стал неугоден и не из-за ереси, и не по политическим мотивам, а в связи с его личными «причудами» — высокомерием, заносчивостью?

От Евфимия невозможно было избавиться бесцеремонным образом судя по тому, что необходимость его смещения мотивировалась служебными нарушениями (возможно, что подобные обвинения фигурировали лишь в качестве предлога). «Вражда», которой опасался преемник Евфимия Арсений, могла вырастать именно из того, что акт смещения Евфимия был неправомерным и потому столкнулся с сопротивлением.

Все это — лишь предположения. Политическое значение событий, о которых идет речь, не вызывает сомнений: сближение Москвы с Литвой становилось все более опасным для Твери; в этой ситуации в лице Киприана на посту митрополита оказался человек, отказавшийся от использования тверской церковной распри в интересах Москвы; более того, по просьбе великого князя Михаила Александровича он сместил Евфимия с епископской кафедры и вскоре после этого посвятил новым тверским епископом Арсения. Тем самым возможный повод для внешнего вмешательства был быстро устранен.

Девяностые годы XIV в. стали десятилетием продолжающихся широкомасштабных аннексий, осуществляемых как Москвой, так и Литвой. Факты, дошедшие до нас посредством тверских летописей, показывают, что в Твери уловили знамение времени. На протяжении восьмидесятых годов были приняты энергичные меры по усилению обороноспособности Твери. Новый городок на Волге (позднее Старица) летом 1390 г. был дополнительно защищен новым рвом. Кроме того, расширены были и крепостные сооружения [975]. В 1392/1393 гг. после пожара был заново укреплен и Кашин [976]. В 1394/1395 гг. Михаил Александрович

«ветчаную стену у града Тверы повеле рушити, да туде брусьемь рубиги…» [977]

Кроме этого великий князь тверской использовал для обеспечения безопасности своих земель и брачную политику. В 1390 г. его младший сын Федор женился на дочери влиятельного московского боярина Федора Андреевича Кошки [978].

Жертвами великих московской и литовской держав в эти годы пали два русских «местных» великих княжества, по своим размерам схожих с великим княжеством Тверским. В 1392 г. великий князь Василий Дмитриевич Московский ездил к хану Тохтамышу и добился от него выдачи ярлыка на Нижний Новгород, Городец, области Мещеры и Тарусы [979]. На протяжении полувека власть над этими землями сохранял суздальский княжеский дом [980]. Борис Константинович Суздальско-Нижегородский, женатый на племяннице тверского великого князя Михаила Александровича, в результате предательства своих бояр попал в руки Василия Московского [981].

Тремя годами позже, в 1395 г., литовский великий князь Витовт завладел великим княжеством Смоленским; хотя оно уже находилось в сильной зависимости от Литвы, управляли им все же сажаемые Литвой русские князья [982]. Великий князь Василий Московский не только не оказал этому никакого противодействия, но даже встретился вскоре после этого в Смоленске со своим тестем Витовтом. Лишенному власти Юрию Святославичу Смоленскому оказал поддержку лишь великий князь рязанский [983]. Действительно, Юрий смог еще раз вернуть себе власть над Смоленском в 1401 г., прежде чем в 1404/1405 г. он окончательно потерял свое княжество, перешедшее к Витовту. Когда в 1404/1405 г. Юрий обратился за помощью к Москве, то получил от Василия отказ. О причине отказа сообщает лишь Тверской сборник: Василий заключил с Витовтом договор, в котором обещал не вмешиваться в литовские дела со Смоленском и не заключать договора о дружбе с Юрием Святославичем [984]. Когда был заключен этот договор с Витовтом, неизвестно.