Омельян Прицак - Хазаро-еврейские документы Х века

В соответствии с письмом, посланным императором к Хасдаю с неудачливой делегацией, «народы, живущие между нами (т. е. Византией и Хазарией), в раздоре друг с другом», кроме того, «море бурно, и переправиться через него можно только в ограниченное время» [318].

Хасдай уже узнал от византийской делегации, что на пути между Византией и страной хазар «много народов», в то время как между Константинополем и их страной 15 дней плавания по морю [319]. Поэтому вполне оправданна его просьба к императрице Елене использовать царский корабль для путешествия между Константинополем и Хазарией. Однако этот план, очевидно, был отклонен Константином то ли по причинам, изложенным в письме Константина к Хасдаю, то ли по другим неизвестным причинам военного или дипломатического характера. Тип корабля, о котором просил Хасдай («корабль из кораблей царя, rafsādōt ») нельзя точно определить. Еврейское слово rafsādāh (множественное число rafsādōt ), как правило, использовалось для обозначения понятия «плот, паром».

Хасдай, очевидно, имел в виду специфический тип судна, которое могло пройти Черное и Азовское моря и реку Дон и затем волоком быть доставленным на Волгу, где находилась хазарская столица [320].

Суда этого типа — однодеревки — использовались русью в плавании от Киева (на Днепре) к Константинополю, и Хасдай имел основания ожидать, что его посланники в Византии смогут использовать такие суда. С другой стороны, этот термин, надо полагать, применялся к одному из трех типов судов из состава византийского императорского флота или личной императорской флотилии. В отличие от судов, строившихся русью, они не были пригодны для плавания по реке [321].

Из второго письма, включавшего в себя этот фрагмент, отделенный от первого только кривой пунктирной чертой и горизонтальным пространством в несколько дюймов, Манн опубликовал первые тридцать строк [322]. Оно адресовано «великому царю», которого автор после нескольких строк восхвалений информирует, что «его высокочтимое письмо [прибыло] ко (двору) Абд ал-Рахмана, царя Се[фарада] (т. е. Андалузии) ..., и (оно) наполнило его сердце радостью ...». Все факты свидетельствуют, что Хасдай был единственным евреем-чиновником, когда-либо служившим при дворе Абд ал-Рахмана.

Поэтому не может быть сомнений, что именно Хасдай был также автором этого письма. В апогее своей власти он, очевидно, как nāsi , или «князь евреев Андалузии», одновременно занимавший высокий официальный пост при дворе халифа в Кордове, обладал прерогативой писать по-еврейски письма официального характера. Эти тексты переводились еврейскими учеными при королевских дворах, которым эти письма были адресованы. Подобным же образом еврейские переводчики или придворные европейских правителей могли использоваться для преодоления языкового барьера при необходимости связаться с Кордовским двором.

В X в. еврейские общины имелись во всей континентальной Европе [323], в то время как вряд ли можно было найти там знающих арабский язык. Письма, посланные Хасдаю, могли переводиться на арабский язык или им самим, или его секретарями, среди которых наиболее знаменитым был Менахем ибн Сарук. Ακροстих, составленный из первых букв каждой строки поэтического вступления письма Хасдая к царю Иосифу, представляет собой имена как Хасдая, так и Менахема [324].

Очевидно, Менахем придал письму Хасдая Иосифу изящную литературную форму. Он, Менахем, имел на это законные полномочия, поскольку ему было поручено вести большую часть переписки и переводов на службе у Хасдая.

Видимо, Менахем или кто-то еще, обладающий такими же способностями, написал письмо «великому царю» и придал ему литературную форму. Доказательство в пользу этого вывода содержится во втором листе этого письма, который находился в том же переплете в Кембридже, куда был включен и вышеописанный отрывок. Однако этот второй лист никогда ранее не был опубликован [325].

Правый край лицевой стороны нового фрагмента стыкуется с верхней частью левого края оборотной стороны уже опубликованной части. Не может быть сомнения, что эти два отрывка когда-то составляли одну часть последовательного текста.

Интересно, что только первые одиннадцать строк нового отрывка написаны в прозе. Остаток лицевой стороны и почти вся оборотная сторона представляют собой поэтический панегирик адресату и, очевидно, не содержат информации исторического характера. Поэтическая часть письма написана в стиле андалузской еврейской поэзии и, как по ритмической схеме, так и по остроумному использованию языка, напоминает стиль Менахема. Письмо, адресованное «великому монарху», является с литературной точки зрения произведением того же класса, что и письмо Хасдая к царю Иосифу. Это указывает, что последнее письмо едва ли может являться продуктом единственной в своем роде спорадической работы фальсификатора, как полагали некоторые исследователи.

Письмо «великому монарху» было адресовано не Константину Багрянородному, как полагал Манн [326], а другому правителю. Об этом свидетельствуют фразы из нового фрагмента. Можно выписать следующие слова:

строка 4: последнее различимое слово: «Я прошу....»

строка 5: «... честь Вашего первенца и сделать чудесной с целой декадемой (ваших воз)любленных...»

строка 6: «...ваша жизнь в жизни ваших двух сыновей».

Как видно из этого пассажа, письмо не могло быть адресовано Константину, поскольку он имел только одного сына (Романа, не путать с тестем Константина Романом Лакапином), который наследовал после смерти отца. С другой стороны, Роман Лакапин, бывший правителем до Константина с 919 г. до декабря 944 г., имел четырех законных сыновей. Один из них, Христофор, безвременно умер в 931 г., в то время как второй — Феофилакг — был назначен своим отцом патриархом Константинополя в 933 г. Таким образом, активное участие в политике и дворцовых интригах принимали остальные сыновья — Стефан и Константин [327]. Все же, если даже Хасдай знал все эти факты, слова нового фрагмента не дают гарантии, что письмо было адресовано именно Роману Лакапину. Если сохранившиеся и обсуждаемые нами письма являются кодексом, содержащим копии корреспонденций Хасдая, а не их оригиналы, то можно предположить, что между ними есть какая-то хронологическая или географическая связь. Это естественно, учитывая долгую карьеру Хасдая. Он мог начать свою службу при дворе Абд ал-Рахмана в середине тридцатых годов X в. и все еще служил при дворе во время правления ал-Хакама (961–976) [328].

В период более чем 30-летней службы он имел дипломатические связи с различными правителями или их посольствами, включая Оттона I — германского императора [329].