Дмитрий Мишин - Сакалиба (славяне) в исламском мире в раннее средневековье

Здесь вновь следует обратиться к работе Ш. Верлиндена. Выше уже говорилось, что, согласно этому ученому, часть невольников могла направляться из Центральной Европы не на запад, как остальные, а на юг, в сторону Венеции. Справедливости ради надо сказать, что идея о поступлении центральноевропейских невольников в Европу высказывалась еще более чем за сто лет до появления второго, посвященного, в частности, Венеции, тома труда Верлиндена: А. Ф. Гфререр в изданной в 1872 г. «Истории Венеции» писал, что рабы- сакалиба , служившие при дворе кордовских халифов, происходили из Венгрии или Краины и вывозились через Пулу [464, с. 273]. Использование этого пути для работорговли можно констатировать и на основе данных источников. После смерти славянского апостола Мефодия (885) некоторые его ученики были схвачены и проданы торговцам-иудеям, которые увезли их в Венецию [17, с. 4]. Однако именно Верлинден попытался восстановить пути, по которым вели невольников. Базируясь на данных о поселениях иудеев в Австрии, он вывел несколько маршрутов: из славянских земель, расположенных на территории нынешней Словении, в Фолькермаркт (бывший Forum Judaeorimi ), оттуда в Клагенфурт и Филлах, а далее через Понтеббу и Озоппо к Венеции; из славянских земель, занимавших территорию нынешних Чехии и Словакии, в Вену, оттуда в регион Фолькермаркт — Клагенфурт — Линц и далее по первому маршруту; из Регенсбурга через Зальцбург и Теурнию к Венеции [614, т. 2, с. 122, 123]. Несмотря на то, что приводимые Верлинденом данные по еврейским поселениям относятся к более поздней эпохе, чем та, которая интересует нас в настоящем исследовании (в основном, к началу XI в., т. е. уже после связанных с первым крестовым походом погромов и миграций евреев), реконструированные им маршруты согласуются с данными других специалистов. Так, К. Бруннер в новейшей истории Австрии говорит о следующих маршрутах: из Аквилеи через перевал Плекен к Теурнии, Филлаху и Вирунуму, а оттуда через перевалы Качберг и Радштеттер Тауэрн к Зальцбургу; от Лайбаха, то есть Любляны (куда, заметим, вела старая римская дорога из Аквилеи) к Вирунуму, а оттуда к Лорху; от Аквилеи через Бирнбаумер Вальд на Лайбах, оттуда на Целею (Целье) и далее на Петтау (Птуй), где два различных пути вели в Венгрию, к Саварии (Сомбатхей) и в Штирию через Ляйбниц (Флавия София) [568, с. 203, 444]. Приводимые Бруннером маршруты могли использоваться и для торговли со славянскими землями. О контактах Зальцбурга со славянскими землями, видимо, через Пассау свидетельствует тот факт, что уже в IX в. епископ этого города Лиупрам (836–859) просил какого-то графа из пограничных земель прислать ему искусного еврейского врача, жившего среди славян [569, с. 324]. Лорх (Эннс), как говорилось выше, упоминается в хартии Карла Великого как город, через который проезжали направляющиеся в славянские земли торговцы. Наконец, важным центром торговли и работорговли была и Венгрия: после завоевания кочевниками- венграми Великой Моравии и их не прекращавшихся впоследствии набегов на рынок поступало все больше «живого товара», который продавался на юг [188, с. 132]. Особое значение имел, по Бруннеру, также путь из Регенсбурга и Аугсбурга на юг, через Инсбрук, перевал Бреннер, Боцен, Триент и Верону в северную Италию, что давало выход и на Венецию. Через Бреннер стали ходить уже во времена Людовика Немецкого, а впоследствии этот путь использовали и паломники, и королевские армии [568, с. 203, 204]. Эта дорога пролегала довольно далеко от районов, в которых свирепствовали разбойники из Фраксинетума; подчинение же северной Италии Отгоном Великим также сыграло, видимо, большую роль для безопасности путешественников.

Какое значение в обеспечении венецианских рынков невольниками имели рассмотренные выше торговые пути? По-видимому, для работорговли Венеции их роль была скорее второстепенной. Многие из них подвергались разбойничьим нападениям: на путях из Франции в Италию в течение почти всего X в. орудовали пираты из Фраксинетума, а на дорогах из Австрии в Италию в первой половине X в. бесчинствовали венгры. Отношение венецианских торговцев к рахданитам, ведшим эту торговлю, было скорее неприязненным. Дож Пьетро Кандиано II (932–939), например, обращался к королю Генриху I Птицелову и епископу Майнца с призывом запретить иудеям пользоваться всем, на чем есть изображение креста, — в частности, тканями и монетами [426, с. 193; 534, с. 37], а это нанесло бы страшный удар по их торговле. В 945 или 960 г., как мы увидим далее, в Венеции судовладельцам было запрещено брать иудеев на борт кораблей. Далее, я полагаю, что договоры венецианцев, о которых говорилось выше, имели на работорговлю большее влияние, чем многие готовы допустить. Согласно Верлиндену, то, что пункты о работорговле переходили из договора в договор, говорит о том, что на практике соглашения о выдаче работорговцев не выполнялись [614, т. 2, с. 126]. Но договоры заключались отнюдь не для того, чтобы воспрепятствовать работорговле; их задача состояла в том, чтобы регулировать отношения между Венецией и монархами, правившими в данный конкретный момент в сопредельных областях Италии. Включение в последующие договоры пунктов о работорговле, буквально заимствованных из предыдущих, свидетельствует, видимо, не столько о размахе работорговли, сколько о решимости венецианцев придерживаться в отношениях с данным правителем тех же принципов, что и с его предшественником, в том числе и в отношении работорговли. Поэтому не исключено, что положения договоров имели все-таки некоторое действие — в особенности если учесть, что договоры венецианцы заключали с мощными государствами, контролировавшими северную Италию, причем, как правило, первыми выступали с инициативой заключения договора. Логичнее ожидать от венецианцев скорее выполнения своих обязательств, чем постоянного их нарушения. Разумеется, вряд ли эти обязательства выполнялись полностью, но все же они были, вероятно, более действенными, нежели предполагает Верлинден.

То, что соглашения между Венецией и правителями Германии и Италии действовали, объясняет и поведение венецианских работорговцев, как мы видим его в источниках. Оставив в значительной степени торговлю ломбардскими и северными невольниками, первые из которых подпадали под действие заключенных городом соглашений, а вторые ввозились иностранцами, скорее всего, иудеями, венецианцы обратились к другому региону, способному поставлять много рабов — к отделенным от них Адриатическим морем славянским землям. Документальное свидетельство того, что именно последние составляли основной резервуар, из которого венецианские работорговцы получали невольников, содержится в анализируемом ниже акте 960 г. о запрете на работорговлю, в котором Далматия и Истрия предстают как основные поставщики рабов для Венеции [207, с. 20; 584, с. 371].Работорговля в это время процветала в южнославянских землях вследствие междоусобиц среди славян. Как и в балтийском регионе, продажа пленников была едва ли не самым удобным и доступным каналом получения золота и товаров. По К. Иречеку, «рабы продавались после каждой войны между племенами, а равно и после всякого успешного грабительского набега по суше и по морю» [401, с. 95], а от Константина Багрянородного мы узнаем, что в числе подарков, посланных сербскими князьями Мунтимиром, Строимиром и Гойником болгарскому хану Борису-Михаилу, первое место занимали два раба [14, с. 143]. Тот же автор упоминает, кстати, и о торговле между славянскими землями и Венецией, говоря, что последнюю посещали хорватские купцы [14, с. 139]. О происхождении ввозимых в Венецию невольников сведений мы почти не имеем; скорее всего, среди них встречались представители всех народов, населявших тогда территорию, которую мы сегодня назвали бы бывшей СФРЮ. Й. Хоффманн предполагает, что среди рабов особенно много было сербов [488, с. 167], но явно неправильно интерпретирует Константина Багрянородного: на самом деле, император, объясняя псевдоэтимологию слова «серб» ( servus ), говорит о том, что сербов ромеи называли так потому, что они служили когда-то византийским правителям [14, с. 141], а не о том, как считает этот ученый, что их продавали в рабство в города Далматии. Что касается продавцов живого товара, то среди них особое место занимали нарентане, известные своими пиратскими рейдами в Адриатике и нападавшие также и на сопредельные славянские народы. По мнению ряда историков, именно к нарентанам относится известный фрагмент хроники Андреа Дандоло (1306–1354), где автор говорит о венецианских купцах, которые, движимые алчностью, скупали невольников у пиратов и разбойников [590, с. 13; 488, 172; 189, т. 12, ч. 1, с. 158]. Скупка невольников была, судя по всему, важным каналом поступления новых рабов в Венецию, однако существовали и другие пути их приобретения. Венецианцы могли при случае и сами напасть на славянские корабли и земли и увести с собой пленников. Так, в 996 г. Бадоарио Брагадино, посланный дожем Пьетро Орсеоло II (991–1008) против хорватов, захватил остров Лиссу, а взятых при этом пленных отправил в Венецию [71, с. 153; 189, т. 12, ч. 1, с. 197]. Сходным образом, надо полагать, поступали и частные венецианские охотники за рабами, для которых восточное побережье Адриатики в условиях набегов мусульманских пиратов на центральные и южные районы Италии представляло собой менее опасную зону действий.