Владимир Пашуто - Образование Литовского государства

Пытался М. К. Любавский выяснить и еще один сложный вопрос: почему «собирателем Западной Руси явилась иноплеменная, а не своя национальная политическая сила» [917] Там же, стр. 26. . Он выдвинул мысль, что Литовско-Русское государство «строилось» «частью завоеванием», а «частью путем добровольного присоединения» [918] М. К. Любавский-4, стр. 32. . Успех Литвы он объяснял так: «Мы должны прежде всего отметить национально-политическое объединение Литвы, вызванное ее напряженной борьбой с соседями в XII и XIII вв., сосредоточение ее сил, и наряду с этим политическое раздробление Западной Руси… на отдельные земли и мелкие владения, утратившей политический центр, вокруг которого могли бы группироваться ее политические силы» [919] Там же, стр. 32–33. . Факт отмечен правильно, но упущена классовая природа власти в Литве и на Руси, упущен этнический состав господствующего класса в Литовском великом княжестве и потому сделан вывод (сходный с выводом М. С. Грушевского): «…объединение западно-русских земель вокруг Литвы было в сущности восстановлением разрушенного политического единства киевской эпохи, нахождением утраченного политического средоточия. Разница была лишь в том, что это средоточие теперь, в силу исторических обстоятельств, поместилось на р. Вилии, а не на Днепре, как это было в конце IX в.» [920] Там же, стр. 34. .

Высказался М. К. Любавский и о внутренней структуре Литовского великого княжества и его характерных особенностях, приведших его к унии с Польшей. Великое княжество Литовское — это «скороспелое объединение», представлявшее собою «конгломерат земель и владений, объединенных только подчинением верховной власти великого князя» [921] Там же, стр. 34–35. . Порывая с историографической традицией, М. К. Любавский отрицает существование здесь удельной системы, подобной русской, и, кроме того, утверждает, что «княжеская власть Гедиминовичей долгое время носила преимущественно военно-политический, а не гражданский характер» [922] Там же, стр. 41. . Этот вывод неизбежен при невнимании к гражданской, социально-экономической истории, при отрыве политики от экономики.

Справедлива оценка М. К. Любавским унии, она — не злой рок и не простой результат происков польских панов, но и следствие внутреннего ослабления Литовского великого княжества; прав он и в том, что не уния создала влиятельный и могущественный класс литовского панства, сеймы, раду и пр. Но уния, «оказав поддержку самому существованию великого княжества как государственного союза, закрепила вместе с тем результаты его предшествующего социально-политического развития и оформила их, наложив на них клеймо польской государственности» [923] М. К. Любавский-4, стр. 59. Оценку тогдашней полькой историографией книги М. К. Любавского см. в статье А. Рrосhaskа-6, str. 30–54. .

Итак, при всех заслугах М. К. Любавского, его труду присущи недостатки, типичные для досоветской отечественной литванистики в целом. Во-первых, труд М. К. Любавского — это не история Литвы, а новый вариант истории «Литовско-Русского» государства. Во-вторых, эта история дана в отрыве от истории хозяйства, производства страны. В-третьих, в книге М. К. Любавского отсутствует органическая связь истории образования государства с историей общества — семьи, сословий, классов. Наконец, в труде М. К. Любавского вовсе не отражена история борьбы литовского народа с немецкой и папской агрессией. К этому нужно добавить, что в сводном курсе М. К. Любавского (в силу характера самого труда) нет анализа источников и историографии вопроса.

Таковы основные исследования по литовской истории. Поразительно то, что русская историография трудилась почти в. полном отрыве от польской и немецкой и, строя свои выводы, на отечественных источниках, упускала из виду многочисленные собственно литовские, а также иностранные материалы.

Но если старая историография оказалась не в состоянии не только решить, но и сколько-нибудь удовлетворительно поставить проблему образования Литовского государства, то все же ее история вовсе не была только историей заблуждений. Ею сделано немало [924] Ср. S. Zajączkowsk-6, S. 140. . В перечисленных выше трудах собрав значительный материал по истории литовско-русских отношений, сделана попытка охарактеризовать их влияние на развитие самостоятельных русских княжеств периода феодальной раздробленности и начального этапа образования Русского централизованного государства.

Кроме того, в досоветской историографии специально исследовались отдельные вопросы истории древней Литвы и были получены выводы, на которые мы будем иметь возможность ссылаться ниже. Достаточно назвать работы по археологии Ф. В. Покровского и А. А. Спицына, по этнической истории — Е. Ф. Карского и А. Л. Погодина; по церковно-политической истории — В. Васильевского, А. С. Павлова, М. Сперанского, М. Д. Приселкова. Особого внимания заслуживают публикации летописных источников (включая и литовско-русские летописи) и источниковедческие исследования по литовскому летописанию И. А. Тихомирова, Ф. Сущицкого и особенно А. А. Шахматова.

Наконец, существенным подспорьем для изучающего историю Литвы служат монографии, созданные главным образом представителями украинской науки, по истории отдельных княжеств, имевших более тесные связи с Литвой — Галицкого (Н. П. Дашкевич, И. Линниченко), Волынского (А. М. Андрияшев), Турово-Пинского (А. С. Грушевский), Киевского (М. С. Грушевский, П. Г. Клепатский), Черниговского (Р. В. Зотов, Д. Багалей), Подольской земли (Н. Молчановский), Смоленского (П. В. Голубовский), Полоцкого (В. Е. Данилевич, А. Сапунов), Тверского (В. С. Борзаковский) и др. [925] Подробнее старую историографию см. в работах В. С. Иконникова и С. Балтрамайтиса. Не касаемся здесь разного рода научно-популярных и официозно-просветительных работ, вроде книг П. В. Кукольника. П. Д. Брянцева и т. п. В методологию изучения литовской истории эти труды, по сравнению с рассмотренными выше исследованиями, ничего нового не вносят.

Последним, кто высказался по истории древней Литвы, был

Н. А. Рожков. Почти через сто лет после Н. М. Карамзина он писал: «…духовное, психическое состояние литовского общества до того времени, как оно вступило в прочную связь с русской народностью — до 14 в., — отличалось крайней аморфностью соответственно примитивным условиям материальной культуры. Это выступает на вид с особенной ясностью, если обратить внимание на таких людей, как первый объединитель Литвы Миндовг и сын его Войшелк. Оба в сущности были полулюдьми — полузверями. Над ними всецело господствовал инстинкт» и т. д. [926] Н. А. Рожков-1, стр. 285. Какова бы ни была позиция Н. А. Рожкова позднее [927] Ср. Н. А. Рожков-2, стр. 268. , в его словах звучит последний голос уходящей в прошлое великодержавной историографии Литвы. После Великой Октябрьской социалистической революции великодержавные взгляды стали достоянием зарубежных эмигрантских кругов [928] См., например, И. Лaппo-1, стр. 96 и др. .