Андрей Прокопьев - Германия в эпоху религиозного раскола. 1555–1648

3. Князья — современники Тридцатилетней войны также, по мысли Ф. Пресса, не могут быть привязаны лишь к одному, характеризующему всех портрету. Ярко выраженные военные натуры («Kriegsfürsten») соседствовали с глубоко религиозными властителями, в лице которых возрождался образ «молящегося государя». Фигура Максимилиана Баварского последовательно демонстрировала умелое сочетание династических, религиозных и административных интересов. Но поколение властителей Тридцатилетней войны при всех весьма существенных отличиях между своими представителями стало предвестником нового типа государей второй половины XVII в. «Сколь различным было воздействие войны — особенно на послевоенное время, — столь же по-разному выступали отдельные князья, но столь же очевидной была основа этого поколения. Нужда и война уменьшали влияние сословий, усиливали прямое вмешательство княжеского авторитета, содействовали развитию армии и бюрократии… Война решительно содействовала формированию нового типа князей» [24. S. 130].

4. Во второй половине XVII в. начинает доминировать тип « первого поколенья абсолютных государей », озабоченных преимущественно залечиванием нанесенных войной ран и последовательным развитием тех возможностей княжеской власти, которые были созданы военным лихолетьем.

5. На смену ему на рубеже XVII и XVIII вв. приходит поколение князей « придворного абсолютизма ». «В последней четверти XVII в. абсолютизм обнаруживал в немецких князьях свои самые выразительные формы — он знаменовал высшую точку автократического правления и придворного блеска» [24. S. 131].

Далее Ф. Пресс выделил еще три типа, доводя свое исследование до конца Старой Империи, что лежит уже за рамками нашего обзора. В основе типологизации лежала, таким образом, не столько социокультурная шкала, привязанная к конкретным персонажам, сколько более общие социально-политические и духовные критерии, менявшиеся от века Реформации до Наполеоновских войн. Причем различные княжеские типы сближаются у Ф. Пресса с различными поколениями территориальных властителей. Лишь в двух случаях — применимо к князьям второй половины XVI в. и времен расцвета абсолютизма — историк смог найти более или менее четкие определения. «Представляется, что с конца XVI в. и до начала XIX сменилось восемь фаз, причем лишь только религиозные князья конца XVI в. и придворные абсолютисты ок. 1700 г., в меньшей степени — просвещенные абсолютисты, маркировали единый тип князей» [24. S. 141].

Некоторые историки, вооружившись, как бы мы сказали, генерационно-типологическим методом Ф. Пресса, попытались обобщить картину. У. Вайсе и Р. Штраубель упростили его схему: в целом, по их мнению, второй половине XVI в. свойственен образ именно «благочестивого», «молящегося» государя, все еще пребывавшего в хлопотах об устройстве церкви, укоренению избранной им догмы.

XVII в. знал тип «военного властителя», сформированный военным временем. «Теперь характерно повышалась репутация государя, если он выступал в качестве полководца или военного организатора, состоя на иноземной службе или во главе своих войск» [15. S. 15). На смену ему уже в середине XVIII в. приходит лик просвещенного государя, «просветителя на троне», правившего в уже иной общественной атмосфере.

Наметился и более осторожный подход, предпочитающий выделять не столько связь типа с поколением, сколько указывать на типологическую разницу между самими поколениями. В подобном духе высказывался Р. Эндрес, противопоставляя два поколения имперских князей: времен Аугсбургского мира (Альбрехт Баварский, Август Саксонский, Иоганн Георг Бранденбургский) и князей начала XVII в. (Фридрих V Пфальцский, Максимилиан I Баварский). Если представители первого поколения были озабочены сохранением мира, то новые государи кануна Тридцатилетней войны выступали, выражаясь его словами, «энергичными активистами» в защиту собственных религиозных и династических интересов, причем наиболее ярко новые черты отразились в портретах кальвинистских лидеров Империи. А. Крауз по меньшей мере выделяет тип «раннеабсолютистского государя» в начале XVII в., но вновь как синоним нового поколения. Предшественники, «отцы и деды» Максимилиана Баварского, черпали удовольствие в «ренессансном образе жизни, в растущих личных удовольствиях временами примитивного рода, ставших возможными благодаря их княжескому статусу» [17. S. 23]. Их ближайшие наследники видели в персональном правлении прежде всего большие возможности к достижению собственного величия и величия своего государства. А. Крауз, хотя и рассматривает проблему на примере католических Виттельсбахов, однако склонен скорее к обобщению в социокультурологическом контексте, избегая конфессиональной дифференциации Ф. Пресса. «Раннеабсолютистский государь» — универсальный тип для начавшегося XVII в., Максимилиан I Баварский — первый его представитель на немецкой почве.

Наряду с генерационно-типологическом приемом в последние годы наметилась тенденция к более узкому анализу, ограниченному одним-двумя поколениями, в основе которого лежит связь отдельных групп князей с определенной конфессией, иными словами, к конфессиональной типологизации . Одним из первых опытов в этом направлении стал сборник работ, изданный в 1991 г. под редакцией X. Духарда, призванный обобщить характерные черты представителей католической и протестантской княжеской элиты, правда, преимущественно в XVII в. На страницах этого сборника А. Крауз исследовал лидеров католической элиты (Максимилиан Баварский и Фердинанд II), сам X. Духард — протестантских властителей. Прототипом исследовательской модели для А. Крауза стал сравнительный метод С. Скалвейта, использованный им для характеристики «образа государя» XVII в. При всей относительности выводов, не позволивших провести четкие различия между евангелическим и католическим типом имперского князя, оба автора к тому же ограничили свои задачи выяснением самовосприятия и восприятия государя современниками, отказавшись использовать инструментарий социального анализа.

В более развернутом виде проблему рассмотрел Манфред Рудерсдорф . Лейпцигский историк совместил конфессиональную типологизацию с генерационным методом Ф. Пресса: в центре его внимания — лютеранские князья середины и второй половины XVI в., сведенные в несколько поколений. Генерационная стратификация выступает у него не целью, а аналитическим приемом в построении собственной типологизации. Подобно Ф. Прессу, Рудерсдорф выделяет три поколения немецких властителей от Реформации до конца Тридцатилетней войны: поколение эпохи Реформации, времен после Аугсбургского мира и «раннеабсолютистский» тип первой половины XVII в., для которого война представлялась источником укрепления и умножения собственной власти. Но главный акцент поставлен на групповом анализе лютеранских князей второй половины XVI в. Рудерсдорф определяет их как поколение « лютеранских князей-отцов, эпигонов Реформации ». По мнению исследователя, в отличие от евангелических властителей первого реформационного поколения, демонстрировавших широкий типологический спектр (преданные Евангелию государи соседствовали с натурами, разрывавшимися между Империей и собственными интересами, к которым добавлялись князья-созидатели, не участвовавшие в крупных религиозно-политических баталиях первой половины XVI в., но озабоченные прежде всего сохранением порядка в наследственных землях), теперь во второй половине XVI в. наблюдается тенденция к унификации княжеского портрета. Образ лютеранского князя утрачивает противоречивые компоненты предшествующей эпохи, становится более цельным. Для «князей-отцов» свойственна реализация двух главных задач: укрепление конфессионального единства собственных земель в сочетании с модернизацией государственного управления и всемерное поддержание мира и покоя в Империи на платформе соглашений 1555 г. Решение возникших проблем отражалось в трех характерных типах лютеранских государей, соответствующих, по мнению М. Рудерсдорфа, «трем уровням задач», стоявших перед правителями: «государя-конфессора», «государя-правителя» и «государя-династа». Первая ипостась определялась персональным религиозным подвижничеством, хлопотами по укоренению конфессий и организации церкви. Вторая — поиском новых средств и принципов правления, сообразуясь с патриархальной концепцией лютеранства. Третья — манифестацией собственной персоны династа в окружении институтов, прежде всего двора. М. Рудерсдорф, однако, не отождествляет отдельные типы с отдельными группами, он склонен скорее видеть отражение всех трех черт в каждом конкретном случае.