Юрий Селезнев - Куликовская битва в свидетельствах современников и памяти потомков

Обращение к славной победе над Мамаем встречается в текстах, написанных многими участниками Отечественной войны, как в момент свершения событий, так и в произведениях, созданных по их следам. Так, хорошо известно письмо главнокомандующего русской армией М. И. Кутузова к хозяйке села Тарутино А. Н. Нарышкиной, в котором, говоря о ее селе, ставшем местом расположения лагеря русской армии, главнокомандующий писал: «Отныне имя его должно сиять в наших летописях наряду с Полтавою, и река Нара будет для нас так же знаменита, как и Непрядва, на берегах которой погибли бесчисленные ополчения Мамая» [1288]. В проникнутом пафосом народной войны против вражеских полчищ стихотворении В. А. Жуковского «Певец во стане русских воинов» Дмитрий Донской представлен в ряду славных полководцев Древней Руси, чьи тени мчатся в высоте на рать иноплеменных [1289]. Показательно, что поэт писал свое стихотворение в расположении армии накануне боя у Тарутино [1290]. Он обратился к образам Куликовской битвы в то же самое время и в том же месте, что и М. И. Кутузов. В стихотворении «Гимн лиро-эпический на прогнание французов из Отечества» Г. Р. Державин пишет: «Доколь Москва, Непрядва и Полтава течь будут, их не умрет слава». В стихах А. Ф. Воейкова «К Отечеству» есть строки: «Мамай с ордой татар, как волк на верный лов, зубами скрежеща бежит из нырищ, гладный…» [1291]. С. Н. Глинка публикует свои стихи «Речь Дмитрия Донского к войску перед сражением на Куликовом поле» [1292]. После вступления русской армии в Париж Н. М. Карамзин написал стихотворение «Освобождение Европы и слава Александра I», в котором есть строки, позволяющие видеть сопоставление автором нашествия Наполеона с татарским разорением Руси. Поэт славит русский народ, который «главы под иго не склонял».

Сравнение героических событий 1812 г. с отражением Мамаева нашествия сохранилось и в мемуарах их участников. Так, например, в 1815–1816 гг. член Союза спасения поэт-декабрист Ф. Н. Глинка, вспоминая Бородинскую битву, писал: «Сама собою, по влечению сердца, 100-тысячная армия падала на колени и припадала челом к земле, которую была готова поить до сытости своей кровью, это живо напоминало приготовления к битве Куликовской» [1293]. К образам «Сказания о Мамаевом побоище» прибегал в своих «Исторических записках» и безвестный, хотя и талантливый артиллерийский капитан Г. П. Мешетич. Работая над ними в 1818 г., он неоднократно прибегал к героическим и воинским образам этого памятника древнерусской литературы [1294]. Однако большинство мемуаристов либо избегали архаики, либо прибегали в исторической ретроспективе к античным образам [1295]. Вскоре после изгнания войск Наполеона из России (в 1813 г.) была написана и книжка Ф. Покровского, изданная в 1823 г. в Туле [1296].

В «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина, вышедшей в 1816–1817 г. и ставшей ярким явлением в развитии общественного сознания России, Куликовская битва была показана как важнейшее событие в истории Отечества [1297]. Историк поставил ее в один ряд с Ледовым побоищем и Полтавской битвой. Одновременно он отмечал, что окончательно ликвидировать иго не удалось. Н. М. Карамзин в своих представлениях об итогах Куликовской битвы исходил из своеобразного сочетания геополитического понимания вопроса (он указывал, что Дмитрий Донской не мог развить успеха «и разгромить Орду в ее Волжских улусах», поскольку она была еще очень сильна) и чисто военного подхода (утверждал, что поход в степи Орды осенью представлял огромные трудности для русского войска, понесшего большие потери и имевшего много раненых).

Историк много внимания уделил критическому разбору исторических источников о событиях 1380 г. Труд Н. М. Карамзина оказался настолько популярен, что имя, данное им сражению (Куликовская битва), широко распространилось и закрепилось в общественном сознании.

Куликовская битва привлекала внимание не только русской аристократии, но и «крепостной интеллигенции», т. е. представителей простого народа. В 1823 г. крепостной юноша А. В. Лоцманов опубликовал свое сочинение «Задонская битва». В нем, опираясь на изданные к тому времени литературу и летописи, он воспевает подвиг народа [1298]. В том же году увидела свет и анонимная «Повесть о нашествии Мамая» [1299]. Еще одна брошюра, посвященная Куликовской битве, была напечатана в 1825 г. [1300]

В атмосфере патриотического подъема, охватившего общество после разгрома наполеоновских войск и вступления русской армии в Париж, родилось увлечение строительства монументальных памятников историческим лицам и событиям. В июне 1820 г. тульский гражданский губернатор граф Владимир Федорович Васильев (1782–1839) предложил местному дворянству принять участие в сооружении на месте Донской победы «столба или часовни, или богадельни для изувеченных воинов» [1301].

Под влиянием этого помещик Дмитрий Степанович Нечаев (1742–1820), владевший землями Куликова поля, известил, что он «почтет за щастливейшим случаем в жизни его, ежели сей драгоценный для каждого русского памятник… сооружен будет в дачах его поместья…» [1302]. Это желание через генерал-губернатора Рязанской, Тульской, Орловской, Воронежской и Тамбовской губерний Александра Дмитриевича Балашева (1770–1837) было доведено до императора Александра I Павловича. В январе 1821 г. крупнейшему скульптору-монументалисту того времени И. П. Мартосу (1754–1835) было поручено «сделать памятник Дмитрию Донскому из меди и поставить на Куликовом поле» [1303]. При составлении программы памятника скульптор опирался на те повествования о Куликовской битве, где особо подчеркивалось личное участие князя в рукопашной схватке с противником. Скорее всего, этими текстами могли быть сочинения П. Ю. Львова, Н. М. Карамзина и В. А. Озерова. Однако из-за отсутствия средств проект «заснул у графа Кочубея». Судя по подготовленным материалам, памятник планировался в духе классицизма, причем в нем хорошо чувствовалось влияние знаменитых медальонов Ф. Толстого, посвященных событиям 1812–1814 гг. [1304]

Подготовка сооружения памятника на Куликовом поле способствовала росту научного интереса к самому месту сражения и его реликвиям. В рамках работ по проектированию монумента И. А. Витовтов проводил землемерные работы, в результате которых был осуществлен некоторый сбор находок на месте сражения. Его деятельность подтолкнула помещиков, владевших землями в районе Куликова поля, к составлению своих коллекций русских древностей. Одно из таких собраний связано с именем С. Д. Нечаева — директора училищ Тульской губернии и члена Императорского общества истории и древностей Российских в Москве. Интерес С. Д. Нечаева к данной теме был стимулирован инициативой его отца, который предложил соорудить в их поместье памятник русским воинам [1305]. Коллекция С. Д. Нечаева включала в себя «панцири, кольчуги, шлемы, мечи, копья, наперсные кресты, складни и т. п.» [1306]. Владелец неоднократно дарил вещи из своего собрания своим друзьям и знакомым (например, А. А. Бестужеву-Марлинскому) [1307].