Юрий Селезнев - Куликовская битва в свидетельствах современников и памяти потомков

Петр I Великий понимал значение отечественной истории в формировании государственной идеологии. Он старался использовать ее в деле утверждения своих преобразований. Однако в петровское время издавались и получали одобрение лишь книги по истории современности («Гистория Свейской войны», «История императора Петра Великого»). Дело в том, что Новое время, властно вторгавшееся в Россию, требовало иного подхода к прошлому. Государь пытался постичь светскую и рационалистическую картину европейской истории. Не случайно он внимательно следил за переводом сочинения крупного немецкого философа, правоведа и историка Самуила Пуффендорфа «Введение в историю знатнейших европейских государств с примечаниями и политическими рассуждениями» [1244].

В отечественной истории такого подхода к материалу еще не было выработано, и первая печатная книга по истории России — «Синопсис» Иннокентия Гизеля — не могла удовлетворить потребность в распространении нового мироощущения через историю. Царь-реформатор считал необходимым составить новое учебное пособие по истории России [1245]. Но написанные по его повелению труды А. И. Манкиева и Ф. П. Поликарпова не удовлетворили царя, они не были изданы и распространялись в рукописной традиции. Правда, отдельные, очень выгодные в пропагандистской кампании образы русской истории (сражавшийся со шведами святой великий князь Александр Невский) и были востребованы Петром I (организовано перенесение мощей святого князя в Петербург, учрежден в его честь орден), чаще царь пытался соперничать с Александром Македонским [1246].

Петр I Великий любил читать летописи, но из всех героев русской истории более всего ему импонировал Иван IV Грозный, в котором он видел объединителя русских земель [1247]. Куликовская битва, очевидно, не столь сильно занимала государя, хотя в первые годы своего единоличного правления он начал борьбу за Азов как войну за веру (о чем, например, свидетельствует собственноручный офорт Петра I «Победа христианства над исламом», ставший основой для медали в память взятия Азова [1248]). Это сближало его действия с образом русско-ордынского противостояния, который представлен в «Сказании о Мамаевом побоище».

И. Ф. Афремовым, правда без ссылки на источник, сохранено известие о том, что Петр I Великий во время своих многочисленных посещений места строительства Ивановского канала, призванного соединить две крупнейшие водные системы Дона и Волги, посещал и Куликово поле. Канал был расположен у Иван-озера в верховьях рек Шата, Упы и Дона, и один из его шлюзов находился поблизости от «знаменитой в истории зеленой дубравы, где при Куликовской битве скрывался засадный полк». Государь «повелел заклеймить все дубы приснопамятной дубравы этой» [1249]. Приблизительно такая же информация есть в трудах Н. И. Троицкого и П. В. Нарциссова [1250].

Как установил И. Н. Юркин, Петр I Великий, скорее всего, посещал Куликово поле в 1702 г. Неизвестно, какой лес царю показали как остатки Зеленой дубравы, но наиболее вероятно, что в качестве достопримечательности он рассматривал дубраву, расположенную на берегу р. Смолки недалеко от Татинского шлюза (шлюз № 31 Ивановского канала). Показательно, что среди множества забот царь нашел время осмотреть место Куликовской битвы. Верно оценив воспитательный потенциал этого места, он приказал заклеймить оставшиеся дубы, чтобы их не рубили, заложив фактическое начало музеефикации поля русской славы. Таким образом, Петр I Великий стал первым экскурсантом, посетившим Куликово поле [1251].

В 1715 г. А. И. Манкиев, написавший по распоряжению царя «Ядро Российской истории», посчитал, что причиной Куликовской битвы стало стремление великого князя свергнуть ордынское иго — Дмитрий Иванович, «не хотев в омерзелом Татарском подданстве быть… иго… с себя сшибить умыслил» [1252]. Тем самым было положено начало новому восприятию победы на Куликовом поле. Вместо ликующего сообщения о победе, представленного в «Задонщине» и кратких летописных рассказах, эсхатологической оценки сражения (предотвратившего конец света), как это представлял автор «Летописной повести о Куликовской битве», вместо восприятия победы над Мамаем, как подтверждения особого статуса Руси, наиболее ярко выраженного в «Сказании о Мамаевом побоище» [1253], возникает абсолютно светское объяснение событий. Оно надолго закрепилось в исторической литературе.

Вплоть до середины XVIII в. Куликовская битва не привлекает особого внимания русского общества. И это не случайно. Историческое образование первые свои шаги начало делать лишь в 1750-х гг. [1254], причем первоначально основное внимание уделялось зарубежной истории. Так, на историко-филологическом факультете Московского университета более изучали «греков, римлян, других народов, их законы, религию, нравы, внутренние учреждения, междоусобные несогласия, раздоры, войны… как и от чего эти колоссы и потрясались и падали». Знакомство же с русской историей, по признанию студента этого учебного заведения Ф. П. Лубяновского, было «так мало, поверхностно, что, если бы велели нам тогда описать битву русских с татарами на Куликовом поле, я охотнее согласился бы описать Пунические войны» [1255]. Кадеты Сухопутного корпуса знакомились с Тацитом и Плутархом, Ганнибалом и Юлием Цезарем, но не с Куликовской битвой и Иваном IV Грозным [1256].

Однако во второй половине XVIII в. обучение русских людей в области отечественной истории постепенно стало лучше. В 1760 г. тремя изданиями вышел учебник М. В. Ломоносова и А. И. Богданова «Краткий российский летописец с родословием». В 1767 г. вышел первый том беллетризированной книги Ф. Эмина «Российская история», а в 1768 г. — первый том исследования В. Н. Татищева «История Российская». Читательский интерес к прошлому России в это время был велик. Учебник М. В. Ломоносова и А. И. Богданова вышел огромным для того времени тиражом в 4000 экз.

В этих условиях роста интереса к отечественной истории Куликовская битва не могла не привлечь к себе внимание исследователей. Так, В. Н. Татищев уделил ей много места в своей «Истории Российской» [1257]. В основу его рассказа было положено популярное в рукописной традиции XVII–XVIII вв. «Сказание о Мамаевом побоище» [1258]. Историк удалил из его текста все фрагменты, показывающие битву в контексте вселенской истории борьбы за веру: нет описаний чудесных явлений, рассуждений о значении происходящего, воспроизведения молитв, сравнений с персонажами древней истории (Навуходоносором, Александром Македонским, Дарием, Пором, Антиохом и др.). Битва показана как одно из важных событий в истории Руси, но, во-первых, именно государства, а не Святой Руси, а во-вторых, одним из многих в ряду битв, наполнявших русскую историю. Ради этого введения в ряд известных ему сражений В. Н. Татищев десятикратно уменьшил, по сравнению с источником, численность русских войск. Лишая события их священного значения, историк дал им рационалистические объяснения.