Юрий Селезнев - Куликовская битва в свидетельствах современников и памяти потомков

Такое резкое преувеличение значения Куликовской битвы общественным сознанием особенно заметно, если сопоставить итоги сражения с их осмыслением потомками. Ведь победа Дмитрия Ивановича не означала свержения власти Орды, ибо его противником был не «царь», а узурпатор Мамай, разгром которого способствовал усилению власти хана Токтамыша [1181].

Переосмысление событий 1380 г. в эту новую историческую эпоху заставило еще раз обратиться к «Задонщине», новые редакции которой были составлены в 70-х гг. XV в. [1182]Причем авторы переработок сочли необходимым сохранить восторженность первоначального текста.

Обращение к теме победы на Куликовом поле стало довольно часто использоваться в официальной публицистике в конце XV и особенно в XVI в. Именно при Василии III Ивановиче его прапрадед, великий князь Дмитрий Иванович, обрел свое историческое прозвище Донской [1183]. Так он назван в сообщении о чуде, свершившемся в Архангельском соборе Московского Кремля над могилой победителя Мамая. Впервые это известие встречается в Степенной книге, а затем повторяется в разрядных книгах XVII в. В Пространной редакции Разрядной книги 1475–1605 гг. записано: «Лета 7033-го году загорелась о себе свеща в Орхангиле в церкви над гробом великого князя Дмитрея Ивановича Донского и гореша шесть дней, а угасла о себе же» [1184].

Время создания единого Русского государства требовало обращения к фигурам прошлого, которые все больше стали приобретать общерусское значение. Для поставленной проблемы показательны данные редакции «Жития Александра Невского», помещенной в Великие Четьи Минеи (Успенский список) [1185]. Данный канон свято-почитания был завершен в 1552 г. В памятнике, посвященном жизни и деятельности великого князя Александра Ярославича, в ряду чудес у его могилы есть описание молитвы в 1380 г. двух старцев. Они просили святого о помощи Дмитрию Ивановичу в его борьбе с иноплеменниками. По свидетельству «Жития», святой Александр Невский восстал из могилы и оказал просимую помощь своему праправнуку [1186].

Обе фигуры — и князя Александра, и князя Дмитрия — таким образом, оказывались символами борьбы за православную веру и независимость. Обращение же к событиям Куликовской битвы в связи с канонизацией Александра Невского в 1547 г. показывает то важное место данного события, которое Мамаево побоище занимало в общественном сознании русского общества того времени.

Особенно плотно воспоминаниями о событиях 1380 г. была наполнена эпоха Казанского взятия. Борьба с казанскими татарами, чьи грабительские набеги не давали спокойно жить никому, воспринималась как дело «земское и государево», т. е. общерусское дело, постоянно заставляла обращаться к образам Куликовской битвы.

О Куликовской битве и великом князе Дмитрии Ивановиче говорится в «Большой челобитной» Ивана Семеновича Пересветова [1187]. Упоминания о них есть в «Степенной книге» и «Казанской истории» [1188]. Иван IV Грозный во время своего похода на Казань всячески старался подражать своему предку. Еще в 1546 г. перед походом он молится перед образом Николая Угрешского, чудесное явление которого связывалось с походом великого князя Дмитрия Ивановича против войск Мамая. В 1552 г. во время похода на Казань царь повторяет поступки великого князя Дмитрия Ивановича, причем именно в том виде, в каком они описаны в «Сказании о Мамаевом побоище».

Царь получает благословение митрополита, отправляет свои войска в Коломну (что было значительным отклонением от прямого пути), посещает Троице-Сергиев монастырь, молится перед иконой Богородицы, бывшей на Куликовом поле. Не случайно при войске Ивана IV Грозного находились «животворящий крест» и икона Богоматери, «иже бе на Дону» у великого князя Дмитрия Ивановича. Иван IV Грозный не просто сам повторяет поступки своего прапрапрадеда, но и заставляет окружающих следовать ему. Показательно, что в Троице-Сергиеву обитель он отправляется вместе со своим двоюродным братом («Сам же государь царь и великий князь поиде з братом своим со князем Владимиром Андреевичем к живоначальной Троице и ко преподобному Сергию») — т. е. ведет себя так, как это делали в «Сказании о Мамаевом побоище» Дмитрий Иванович и Владимир Андреевич. Старицкий князь — полный тезка героя 1380 г. Царь, как и великий князь Дмитрий Иванович, порывается вступить в сражение в первых рядах («Слышите, князи и бояре, и воеводы и все людие, первое слово, иже рех вам: ни усумнится ни един вас ехати ко граду без моего ведома и повеления, егда же аз повелеваю, тогда постражите по православной вере до конца… яко же бо нам сам хощу пострадати за святыя церкви и за християнство и за свое отечество не токмо до крови, но и до смерти» [1189]), вынуждая окружающих его бояр удерживать его.

В честь преподобного Сергия Радонежского, благословившего московского князя на битву с Мамаем, была возведена церковь в Свияжске — русской крепости, построенной у самого сердца Казанского ханства. В этом храме свершались в период казанского взятия чудеса [1190]. Из основанной преподобным Сергием Троицкой обители к войску царя Ивана IV Грозного приходят именно два инока. Это рождает ассоциацию с Пересветом и Ослябей. Как некогда князю Дмитрию накануне Куликовской битвы святой Сергий послал благословенную грамоту, так троицкие монахи передали Ивану IV Грозному икону, на которой изображено видение преподобного Сергия, просфору и святую воду. В благодарственной молитве к святому царь прямо ссылался на пример 1380 г.: «Ускори ныне на помощь нашу и помогай молитвами си, якоже иногда прадеду нашему на Дону на поганого Мамая» [1191]. Возможно, с воспоминанием о Мамаевом побоище было связано и явление преподобного Сергия в Казани накануне штурма города [1192]. Не случайно и то, что Дмитрием (в честь Дмитрия Ивановича) царь называл своего первенца, родившегося в дни казанского взятия [1193].

Иван IV Грозный вспоминал «достойного хвалы великого государя Димитрия, одержавшего за Доном великую победу над безбожными агарянами» в своем послании к князю Андрею Михайловичу Курбскому [1194].

Значимость событий 1380 г. для русских людей XVI в. хорошо видна и в отношении к реликвиям Куликовской битвы. Так, в походах на врага (казанцев и ливонцев) использовались икона Пресвятой Богородицы [1195], именуемая Донская, и хоругвь [1196], которые, по преданию, побывали на Куликовом поле. Особое почитание получила Донская икона после отражения набега крымских татар на Москву в 1591 г. [1197]Тогда же была упомянута и еще одна реликвия Донского побоища — трофейная чаша «словет Мамай» [1198].

Характерно, что именно с XVI в. Дмитрий Иванович Московский получает прозвище Донской, отмечающее Куликовскую битву как основной жизненный подвиг князя. Это прозвище, как говорилось выше, впервые встречается в сообщении о чуде, свершившемся в Архангельском соборе Московского Кремля. Затем оно наблюдается в приписке к Никоновской летописи в списке Оболенского, относящемся к 1561–1566 гг. [1199]или к 80-м гг. XVI в. [1200]Степенная книга, составленная в 1560–1563 гг. [1201], в сообщении о событиях 1525 г. также именует великого князя Дмитрия Донским [1202]. В составленном около 1575 г. Шумиловском списке Никоновской летописи под 7016 г. в рассказе о перезахоронении князей в новом Архангельском соборе Донскими названы два князя — Дмитрий Иванович и Владимир Андреевич [1203]. Характерно, что в росписях Архангельского собора 1564–1565 гг. великий князь назван еще просто Дмитрием Ивановичем.