Валентин Черный - Куликовская битва. Запечатленная память

Труден был путь к победе. Позади полтора столетия рабства, впереди Куликово поле… «Аще побием, то вси спасемся, — говорили ратники, — аще ли умрем, то вси общую смерть приимем от князей до простых людей» [244] См.: Сказание о Мамаевом побоище. Основная редакция // Сказания и повести о Куликовской битве. С. 38. .

Смысл происходящего, согласно средневековому мировоззрению, в значительной мере предопределялся и предсказывался. Выраженная в виде знамений «воля Божья», по представлениям того времени, управляла всем ходом истории. Солнечное затмение было мрачным предзнаменованием поражения князя Игоря во время похода 1185 г. против половцев. Знамение, происшедшее в 1236 г., во время которого солнце стало походить на месяц, предваряло другое печальное событие — начало монголо-татарского ига [245] См.: ПСРЛ. Т. 1. Стлб. 460. .

Но если во времена Игоря предводитель похода говорил по поводу знамения: «Тайны Божия никто не весть, а знамению творец Бог и всему миру своему. А нам что сотворить Бог — или на добро или на наше зло — а то же нам видити» [246] ПСРЛ. Т. 2. Стлб. 638. , — то в ХIV — ХV вв. суть знамений уже «разгадывают» наиболее достойные люди. Право предвидеть результат предстоящего давалось не каждому: чаще всего провидцами выступали люди, испытавшие в полной мере «тяготы добродетельной богоугодной жизни», либо, наоборот, причинившие много зла окружающим, но внезапно «прозревшие».

Роль главного пророка в эпоху Куликовской битвы приписывалась Сергию Радонежскому. К нему в Троицкий монастырь, едва прослышав о Мамаевых приготовлениях, поспешил великий князь Дмитрий за советом и благословением. Авторитетнейший священнослужитель и политик, которого хотел видеть на митрополичьем престоле умирающий Алексей, митрополит Московский, был фактическим «пастырем Руси». Он-то и посоветовал Дмитрию Ивановичу сначала задобрить Мамая дарами, а если не получится, выступить против него с оружием в руках. Именно Сергий и предсказал Дмитрию Ивановичу: «… имаеши победити супостаты свояго» [247] Сказание о Мамаевом побоище. Основная редакция // Сказания и повести о Куликовской битве. С. 31. . Но предсказание победы, увы, не достигло русского воинства: старец просил сохранить свое предвидение в тайне. Зато, как отметил автор «Сказания о Мамаевом побоище», присланное на Дон Дмитрию послание Сергия Радонежского как раз накануне Куликовской битвы подняло дух русского войска. Сергий благословлял русичей на ратный подвиг [248] Пространная летописная повесть // Сказания о повести о Куликовской битве. С. 19. . Немало способствовал еще большему повышению авторитета Сергия тот факт, что решающее сражение было начато Александром Пересветом, по версии «Сказания…», его постриженником [249] Сказание о Мамаевом побоище. Основная редакция // Сказания и повести о Куликовской битве. С. 43. .

Провидцем выступает и посланник Сергия Андрей Ослябя. Правда, его предсказание не распространяется далее судьбы его сына Якова — юноши из «удалой сторожи» — и «брата» по монашескому общежитию — Александра Пересвета. Андрей Ослябя еще до битвы «видит» раны на теле своего «брата» Пересвета и упавшую в ковыль голову своего «чада» Якова. Андрей [250] Задонщина // «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла. С. 550. Ослябя и Александр Пересвет, устойчиво причисляемые литературной традицией к постриженникам Сергиевым, в 1380 г. монахами не были, оба, похоже, имели статус митрополичьих бояр: Андрей Ослябя стал монахом под именем Родион после 1393 г., когда он был упомянут в Обиходнике Троице-Сергиева монастыря в качестве митрополичьего боярина, Пересвет — известен только со светским именем. Что касается Александра Пересвета, то известно о его владениях в районе приокского города Алексина [251] См.: Веселовский С. В. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М., 1969. С. 56; Бегунов Ю. К. Об исторической основе «Сказания о Мамаевом побоище». С. 54. , а факт его гибели на Куликовом поле весьма вероятен.

Многочисленные приметы предсказывали страшную сечу. Еще задолго до предстоящего сражения прибежали на поле волки, «выюща грозно, непрестанно», слетелись «орли же мнозии» (иногда — «вороны»), «ждуще того дни грозного» [252] См.: Сказание о Мамаевом побоище. Основная редакция // Сказания и повести о Куликовской битве. С. 38. . Подобное знамение описывается в Ипатьевской летописи под 1249 г., когда перед войском слетелись орлы и вороны, крича и играя. «И се знамение не на добро бысть» [253] См.: ПСРЛ. Т. 2. Стлб. 802. , — подытоживает летописец. Волками и воронами называет «Слово о полку Игореве» половцев [254] Сумаруков Г. В. Кто есть кто в «Слове о полку Игореве». М., 1983. С. 107 и др. . Волки и вороны, согласно «Сказанию о Мамаевом побоище», «ждущие трупа человечя».

Толкователем «ратных примет» назван в «Сказании…» и свояк Дмитрия Ивановича, муж его сестры Анны, известный воевода, «уряжавший полки» на поле Куликовом, Дмитрий Боброк-Волынец. Он наблюдает за угасающей зарей, которая была «аки кровь». Этот признак в летописях трактуется как предвестник кровавых событий [255] См.: Н1Л. С. 184–185; ПСРЛ. Т. 1. Стлб. 419 и др. . Вместе с великим князем Дмитрий Волынец приходит на ничейную землю и встает между двумя «великими силами». Стук и крики, подобные грому, «аки торжища снимаются и аки грады зиждуще», раздававшиеся с татарской стороны, тонули в «тихости велией» русского лагеря. «Господине княже, благодари Бога и пречистую Богородицю, и великаго чюдотворца Петра, и вся святыа: добро убо знамение суть…» — заключает Дмитрий Боброк и, сойдя с коня, припадает ухом к земле. «Что есть?» — спрашивает великий князь. Не сразу ответил воевода: «Слышал землю плачущу надвое [т. е. скорбь о смерти близких ожидает обе стороны]. Единаубо страна, аки некаажена, напрасно плачющи, дерзающи и кричащи татарским гласом о чадех своих… А другаа страна земли, аки некаа девица, плачющи и воплющи, аки свирелным плачевным гласом, в скорби, в печали велице». В равной мере пожалев татарских и русских вдов, Боброк-Волынец все-таки предсказал победу: «… уповай на милость Божию, яко одолети имаши над татары» [256] Сказание о Мамаевом побоище. Киприановская редакция // Сказания и повести о Куликовской битве. С. 61. .

К «испытанию примет» оказывается причастен и сам Дмитрий Донской. Он «растолковывает» видение стоящего на страже разбойника Фомы Кацибеева. В двух «светолепных» юношах, изгоняющих татар, Дмитрий Иванович видит своих «сродников» — Бориса и Глеба. Подобно Сергию Радонежскому, князь Дмитрий запрещает Фоме рассказывать кому-либо о «чюде, покамест Божия милость сотворится». Подобное же предостережение — «никому же сего поведати» — было высказано великим князем купцам Василию Кашице и Семену Антонову, которым «привиделся» митрополит Петр, изгоняющий эфиопов жезлом [257] Там же. С. 62. , символизирующим его духовную власть. Все эти видения предсказывали одно: русские одержат победу.