Валентин Черный - Куликовская битва. Запечатленная память

Шли годы, вместе с Русью набирали силу люди, родившиеся во времена Калиты и гордого Симеона. Наступало время решительных столкновений, когда больше всего ценилась уже не хитрость в себе и не мелочный расчет, а подвижничество и жизненная активность. Еще отроком ушел Сергий Радонежский от мирской жизни, желая порвать связь с окружающим миром и уединиться в глухом лесу. Но не это сделало «радонежского чудотворца» популярнейшей личностью на Руси. Сергий не ограничился «молчанием», т. е. полным отходом от мирской жизни и посвящением себя только религиозному подвигу. Широкая сеть монастырей, созданных им и его учениками, на данном этапе сыграла важную роль в распространении антитатарских идей московского правительства. А его личное участие в сплочении русских княжеств и заметная роль в организации Куликовской битвы сделали Сергия Радонежского одним из героев своего времени.

Современная летописная запись, сообщая о смерти Сергия, называет его старцем «чюдным и добрым, и тихим, кротким, смирным…» [326] ПСРЛ. Т. 18. С. 142. . Аналогично летопись характеризует суздальского епископа Дионисия, «мужа тиха, кротка, смирена, хитра, премудра, разумна…» [327] Там же. С. 113. . Что это? Действительное сходство характеров или литературный стереотип? Под личиной «тихости и кротости», которыми наделялись, с точки зрения авторов, положительные персонажи, скрывались порой люди различного политического масштаба, разных характеров и темпераментов. Так, Сергий Радонежский являлся одним из вдохновителей битвы эпохи; Дионисий — частного выступления против татарского отряда в Нижнем Новгороде [328] Там же. С. 115. . Будучи неофициальным лидером русской церкви, Сергий отказался от предложенной умирающим Алексеем митрополичьей кафедры [329] ПСРЛ. Т. 18. С. 128; См. также: Борисов Н. С. Русская церковь в политической борьбе ХIV — ХV веков. М., 1986. С. 86, 100, 125 и др. . Напротив, Дионисий представлял собой тип политического авантюриста. Через голову митрополита Дионисий добился в патриархии признания своей епископии архиепископией, а затем, несмотря на запрет Дмитрия Донского, устремился в Царьград за белым митрополичьим клобуком [330] Борисов Н. С. Русская церковь в политической борьбе ХIV — ХV веков. С. 98, 103–104, 111–112. .

Конечно, трафаретная характеристика не учитывает особенностей той или иной личности, но тем не менее представление о них можно получить, исходя из описания конкретных поступков. Сами по себе «наборы достоинств» помогают узнать качества, составляющие идеал эпохи. Бросается в глаза, что при всей описываемой мягкости характеров положительные персонажи, с точки зрения современников, отличаются большой жизненной активностью. В «Житии» подробно рассказывается о хозяйственных занятиях Сергия, о его церковной и политической деятельности. Весьма обширна и деятельность Дионисия, «книгам казителя, монастырям състроитеяя и мнишьскому житию наставника, и церковному чину правителя и общему житию началника» [331] ПСРЛ. Т. 18. С. 113–114. , оценка которой попала на страницы летописи.

Обращает на себя внимание почти полное отсутствие описаний внешности героев панегирических сочинений конца XIV — начала XV в. На общем фоне несколько пародийную окраску приобретает портретная характеристика претендента на митрополичий престол — Митяя, духовника Дмитрия Ивановича, в так называемой «Повести о Митяе», созданной в начале 80-х годов XIV столетия: «… възрастом не мал, телом высок, плечист, рожаист, браду имея плоску и велику и свершену, словесы речист, глас имея доброгласен износящь…» [332] Прохоров Г. М. Повесть о Митяе. Л., 1978. С. 219. . Оказывается, что при столь заметной внешности его деятельность ограничивается едва ли не единственным занятием: Митяй на «особе ношаяше пачать князя великаго». А мощные плечи и полное лицо можно истолковать, как явные намеки на «неправедный» образ жизни. Достаточно вспомнить, какими крохами питался, согласно «Житию», Сергий Радонежский, «яко многожды на утрия и хлебу не обрестися» [333] Памятники древней письменности и искусства. СПб., 1885. Вып. 58. С. 56. , и с каким невниманием относился он к внешнему блеску. Митрополит Алексей захотел подарить Сергию драгоценный крест, на что Сергий ответил: «… прости мя, владыко, яко от юности не бых златоносец, в старости же наипаче, хощу в нищете пребывати» [334] Там же. С. 131. . Явно не внешнее благополучие и не громкий голос вызывали симпатии современников. Героев выделяли из числа деятельных людей, наделяя их кротостью, тихостью и скромностью.

Литературные портреты в эпоху Куликовской битвы пишутся не только черной или белой красками, хотя такая тенденция и преобладает. В этой связи вызывает интерес высказывание летописца под 1409 г., стремящегося к объективному отражению действительности, как якобы делал при Владимире Мономахе киевский летописец Сильвестр Выдубицкий. В некоторых случаях летописец стремится «все добрая и недобрая прилунившаяся написовати» [335] ПСРЛ. Т. 18. С. 159. . Таков эпизод, рассказывающий о захвате в плен обманом соперника Дмитрия Ивановича — тверского князя Михаила Александровича. Инициатором западни был вместе с великим князем митрополит Алексей. К нему и адресуется главный упрек, исходящий как будто от тверича: «… к нему же веру имел паче всех, яко по истинне святителю» [336] Там же. С. 107. .

Оценка действий современников Куликовской битвы не всегда однозначна. Сквозь трафарет почти «иконописного» изображения проглядывает иногда сомнение, протест. Некоторые уже данные оценки уточняются. Например, москвичи, охарактеризованные новгородцами как «небывальцы» и рязанцами как «слабые, страшливые, некрепкие», прямо не отрицают этих качеств. Даже признают себя на страницах Летописной повести и «Сказания о Мамаевом побоище» отчасти «небывальцами». И в этом нет ничего удивительного. Мы не встречаем на Куликовом поле в русском стане удалых рубак, таких, какие были еще в войске Александра Невского во время Невского побоища. «Повесть о Невском побоище» особо выделяет мужество шести «мужей храбрых». Они на конях въезжали на корабль противника, подсекали златоверхий шатер, сражались и побеждали превосходящие силы противника [337] Житие Александра Невского // Памятники литературы древней Руси. XIII век. С. 430–432. .

Конечно же, были герои и в войске Дмитрия Донского, но не в подвигах одиночек видели современники освобождение от иноземного ига. Этим можно объяснить тот факт, что даже «первоначальник» Куликовской битвы Александр Пересвет так и не стал в русской литературе олицетворением богатырской мощи. Его поединок с татарским богатырем Челубеем завершился обоюдной смертью. Так проблематично не заканчивалось ни одно из известных в русской истории единоборств. Более того, Темир-Мурза показан подчеркнуто сильнее своего соперника. Он мог один, как считает автор «Сказания о Мамаевом побоище» нанести русскому воинству значительный урон [338] Сказание о Мамаевом побоище // Сказания и повести о Куликовской битве. С. 47. .