Дмитрий Прусаков - Раннее государство в Древнем Египте

На стене поминального храма правителя ранней V династии Сахура имеются изображения египетских морских кораблей, в одном случае ориентированных в северном направлении и порожних (команда не в счет), в другом — идущих на юг и наполненных иноземцами (мужчинами, женщинами и детьми) переднеазиатской наружности [ Borchardt 1913 , pl. XII, XIII]. Совокупно эти сцены интерпретировались как плавание египтян в Сирию-Палестину за работниками, которых доставляли фараону в качестве дани [ Перепелкин 1988б ]. Вместе с тем, хотя на рассмотренных изображениях Сахура именуется прибывшими азиатами "властелином всех нагорных (лежащих за пределами Египта) земель" и апеллирует к покровительству богов, этими землями владевших [ Borchardt 1915 , pl. VIII], объективно археологические памятники не свидетельствуют о нем как о покорителе Передней Азии, что только и могло бы надежно объяснить происхождение указанной "дани".

Взглянем на проблему в несколько ином ракурсе. Плывущие на север суда Сахура сопровождены надписью, которая в переводе Ю. Я. Перепелкина выглядит так: "Начато добром. Добро — придет (=вернется?) оно сюда к С’хъ-в(й)-р с сыну солнца (в итоге плавания?)" [ Перепелкин 1988б , с. 78]. Столь благодушное начало, предвещавшее такой же счастливый исход, не было бы созвучно ни настрою агрессоров, намеревавшихся открыть в чужой стране военные действия, ни поведению захватчиков, снарядившихся в очередной раз обобрать иноземное податное население. Нельзя ли понять смысл процитированной надписи так будто посланцы Сахура собирались осуществить за морем эквивалентный обмен некими ценностями ("добром"- nfrt ) с тамошними жителями? Правда, на египетских кораблях, двигавшихся на север, исследователями не замечено каких-либо предметов предполагаемого дарообмена [ Montet 1939 ]. Известно, однако, что дары отнюдь не всегда имели вещественное воплощение: порой они могли принимать нематериальный — например, ритуальный — характер. Пусть мы не знаем, какие блага людям "нагорных стран" сулил Сахура, зато привезенные в Египет на его кораблях азиаты, не исключено, были об этом осведомлены, ибо приветствовали фараона тем самым словом, которым египтяне напутствовали свою отбывавшую флотилию: "Добро-Хop" ( nfr-Hr ) [ Перепелкин 1988б , с. 76]. Что же касается "вернувшегося" к Сахура "добра", то оно, позволим себе допущение, имело двойную природу.

Ритуальная часть "отдара" проглядывает в том, что египетский правитель удостоился титулования "владыка нагорий всех", "озвученного" прибывшими иноземцами и, следовательно, исходившего из-за рубежей Египта; при этом очевидно, что вне своей страны фараоны Старого царства не обладали реальной властью. Однако они, как мы догадываемся, и на родине не пользовались неограниченным влиянием — и все же провозглашались богами: в частности, в обмен на привилегии номаршего сословия. Если обожествление фараонов могло служить своеобразным возмещением вольного статуса номархов, то почему не предположить, что между Сахура и его заморскими "данниками" была заключена аналогичная "сделка"? Предоставление в распоряжение царя живой силы тогда весьма напоминало бы действия египетских областеначальников во время строительства пирамид (тем более, что чужеземцы, по-видимому, также привлекались к этим работам [ Перепелкин 1988б ]).

Палестинцы на судах, изображенных в храме Сахура, должно быть, принадлежали к другой, материальной части "добра", отправленного переднеазиатскими вождями в Египет в обмен на "добро" фараона, причем материальный "отдар", возможно, включал какие-то дополнительные ценности, которые рассчитывали получить за свои труды корабельные команды: "Придет оно (Добро), через (то, что) уходим мы, (и) даст оно, чтобы пожаловали нас (т. е. моряков, с которыми Добро придет к царю)" [ Перепелкин 1988б , с. 78].

Итак, с учетом феномена дарообмена, мы выдвигаем гипотезу, что древнеегипетское государство эпохи Старого царства характеризовалось не деспотическим строем с тоталитарной властью, сконцентрированной в руках обожествленного правителя (Большого Дома), а сравнительно пластичной системой управления, при которой властные полномочия в той или иной пропорции (в зависимости от конкретных исторических условий) распределялись между столичной и номовыми администрациями. Подобное "многовластье" было бы вполне логичным следствием анклавной организации протогосударства в долине Нила, особенно учитывая, какие огромные людские и материальные ресурсы находились "снаружи", вне ведения царской резиденции, в форме "частной" номаршей собственности- dt .

Мы полагаем, что "божественная" власть староегипетских фараонов, представлением о которой, порожденным культовыми монументами и сакральными текстами, питалась научная идея староцарского деспотизма, изначально была не столько забрана династическим кланом силой оружия, сколько делегирована ему сообществом вождей архаического Египта по принципу все того же дарообмена. В подобной ситуации статус царя как верховного владыки в стране должен был в какой-то мере зависеть от его отношения к управителям регионов: преклонение номархов требовало ответных знаков внимания. На наш взгляд, именно во взаимном соблюдении, с одной стороны, фараонами и, с другой, высшей областной знатью обязательств по возмещению полученных социальных и вещественных благ мог реализовываться альтернативный деспотии действенный механизм самоорганизации, который, как мы допускаем, реально регулировал общественно-политические и хозяйственные отношения в Египте Старого царства, в частности, обеспечивал массовую мобилизацию людского и экономического потенциала государства при строительстве пирамид.

В связи с высказанными предположениями привлекают внимание некоторые оговорки Ю. Я. Перепелкина, тончайшего исследователя староцарских административно-хозяйственных отношений, присутствующие в тексте его версии истории древнего Египта (курсив наш): "В пору наивысшего могущества староегипетского самовластия, когда оно еще было нужно знати , царь полновластно распоряжался в любой из нескольких десятков областей, на которые делилось его царство…" "Торжество царского самовластия было необходимо знати для утверждения ее господства … При IV династии знать и ее венценосный ставленник были связаны между собой даже родственными узами… и т. п. [ Перепелкин 1988а , с. 359, 370]. В приведенных цитатах со всей отчетливостью проскальзывает мысль о синхронности триумфа староегипетского Большого Дома и апогея вельможеского на него влияния — без усмотрения в том какого-либо противоречия, перекликающаяся с нашей догадкой о действии (преобладании?) в социально-политической жизни Египта эпохи Старого царства принципа дарообмена.