Майкл Ходарковский - Степные рубежи России

Прорытие канала из Дона в Волгу в месте, где они сходятся ближе всего, оказалось слишком масштабным начинанием, и работа была вскоре заброшена. Османско-крымский экспедиционный корпус подошел к Астрахани в сентябре 1569 года. Вместо продолжения кампании в столь позднее время года было принято решение не штурмовать город, но построить поблизости крепость и перезимовать в ней в ожидании подкреплений, которые должны были прийти в следующем году. Крымский хан попытался убедить османского военачальника отказаться от дальнейшей кампании и вернуться в Азов. Он не горел энтузиазмом, поскольку в случае успеха штурма усилилась бы османская власть в регионе, ослабив влияние Крымского ханства. В конечном счете османы отступили под воздействием слухов о большой русской армии, спускающейся вниз по Волге, и персидском войске, отправленном на помощь Астрахани.

Снабжение солдат в столь дальних походах оказалось невозможной задачей, и отступление османской армии через сухие и негостеприимные степи Северного Кавказа унесло много жизней; согласно источникам, лишь треть османских сил вернулась в Азов. Более века спустя, в 1689 году, подобная же судьба по тем же самым причинам выпала на долю русского экспедиционного корпуса, отправленного в Крым. Регулярные армии, нуждавшиеся в снабжении, еще не были способны провести масштабную кампанию в неблагоприятных степных условиях [372] Соловьев С. М. История России. Т. 3. С. 602–604; Inalcik Н. Osmanli-Rus Rekabetinin Menshei ve Don-Volga Kanali Teshebbüsü (1569) // Türk Tarih Kurumu, Belleten. 1948. № 46. P. 342–402; Kurat A. N. The Turkish Expedition to Astrakhan in 1569 and the Problem of the Don-Volga Canal // Slavonic and East European Review. 1961. Vol. 40. P. 7–23; Bennigsen А. L’Expédition turque contre Astrakhan en 1569, d’après les Registres des «Affaires importantes» des Archives ottomanes // Cahiers du Monde Russe et Soviétique. 1967. Vol. 8. № 3. P. 427–446. С прорытием канала, соединяющего Волгу и Дон, пришлось подождать до 1950‐х годов, когда план осуществило советское руководство. .

Хотя Астраханская кампания 1569 года потерпела полный крах, она убедила Москву, что к Порте следует относиться серьезно. Селима II не удовлетворили объяснения Ивана IV, что он не желает причинять зла мусульманам и исламской вере и завоевал волжские ханства лишь для того, чтобы гарантировать их лояльность. Султан настаивал, что Астраханская область и Кабарда на Кавказе – старинные османские области, населенные мусульманами. Он требовал, чтобы паломники и купцы из Бухары и других мест могли проходить через Астрахань на своем пути в Мекку. В 1571 году, стремясь предотвратить еще одну кампанию против Астрахани, которую Москве в этот период времени было сложно защищать, Иван IV сообщил султану, что Терскую крепость сносят, а путь через Астрахань снова открыт [373] Кабардино-русские отношения. Т. 1. № 10. С. 20; № 13. С. 26; № 16. С. 27–29; Путешествия русских послов XVI–XVII вв.: Статейные списки. М.; Л.: АН СССР, 1954. С. 76. .

Ивану удалось избежать войны с Османской империей, но не крымских набегов. На протяжении 1570‐х годов, пользуясь общественными неурядицами в самой Московии и зная, что московские войска находятся на Западном фронте в Ливонии, крымские татары организовали ряд крупных и мелких набегов. Самым болезненным был поход 1571 года, когда обширная крымская армия в 100 тысяч всадников под руководством самого хана сумела форсировать Оку и добраться до Москвы, не встретив никаких препятствий на своем пути. Не желая рисковать и штурмовать город, крымские татары разграбили и сожгли московские предместья и захватили множество пленных.

После успешного похода Девлет Гирей пригрозил новыми набегами, если Иван не отдаст ему Казань и Астрахань. Иван IV, отчаявшийся и еле выдерживавший натиск с запада и юга, отправил послов к хану с деньгами и подарками и обещал вернуть Астрахань. Девлет Гирей упрямо настаивал, что Казань тоже должна принадлежать ему. Чтобы показать серьезность своих слов, хан вновь пошел на Москву весной 1572 года. Однако на сей раз русские войска были готовы к встрече с крымскими татарами и нанесли им ряд поражений. Девлет решил пойти на компромисс и написал Ивану, что удовольствуется и одной Астраханью. Но Иван уже не желал ничего уступать. Он проинструктировал своих послов, чтобы они уменьшили число подарков хану и твердо стояли на том, что Казань и Астрахань останутся частью Московского государства [374] Соловьев С. М. История России. Т. 3. С. 606–610; Новосельский А. А. Борьба Московского государства с татарами. С. 28–32. В 1579 году Иван назвал Казань своей вотчиной; см.: РГАДА. Ф. 127. Оп. 1. Ногайские дела. Кн. 9. С. 73. .

Обещание Тин-Ахмеда во всем следовать своему отцу означало, помимо прочего, еще и то, что Москву продолжали осаждать жалобами и просьбами по поводу реки Бузан, строительства крепости в дельте Волги, возвращения пленных ногайцев и, конечно же, получения денег и подарков. Запросы были привычными, ответы Москвы – тоже. Как-то раз, в 1564 году, пытаясь воздействовать на процесс принятия решений в Москве, Тин-Ахмед написал дьяку Андрею Васильевичу, пообещав ему, что будет обращаться с ним как с одним из собственных карачи, если тот возьмет на себя отстаивание интересов Тин-Ахмеда перед царем. Эта довольно неуклюжая попытка завербовать московского чиновника в той же манере, в какой действовала сама Москва, выплачивавшая содержание своим сторонникам среди ногайцев, указывала на глубокое непонимание самой природы московского самодержавия [375] ПДРВ. Т. 11. С. 77–78, 86–119; Дьяки и подьячие Посольского приказа в XVI веке. С. 137–148. В 1570 году Андрей Васильевич был обвинен в измене и, вероятно, казнен. Неизвестно, существовали ли основания для подобного обвинения, были ли они связаны с вышеупомянутым предложением или же дьяк стал одной из жертв паранойи Ивана IV. .

Пока набеги на южное пограничье Московии приносили больше денег, чем Москва была готова послать своим друзьям, крымские татары и ногайцы продолжали устраивать набеги. Попытка Москвы оттеснить ногайцев от Волги не дала желаемого результата. Информаторы среди ногайцев сообщали, что как бий Тин-Ахмед, так и Урус-мирза отправляли своих всадников участвовать в крымских набегах на московские земли.

Москва оставалась глуха к жалобам ногайцев, но и ногайские правители не прислушивались к жалобам Москвы. В 1577 году Тин-Ахмед отверг обвинения московского посла, настаивая, что в набегах участвовали не его люди, а люди Уруса. И, несмотря на это, с горечью говорил он, Москва присылала Урусу больше денег, чем ему. Когда тот же вопрос был поставлен перед Урусом, он ответил, что, если из Москвы не будет поступать достаточно денег, он не сможет контролировать собственных людей и что он рассматривает возможность уйти в Крым. Урус самым логичным образом сослался на прецедент времен Золотой Орды, позволявший точно оценить стоимость союза с Москвой: его предок Нуреддин некогда получал платежи от хана Золотой Орды Тимур-Кутлуга, а его отец, Исмаил, получал меховой одежды, меда и тканей из Казани на общую сумму 40 тысяч алтын и аналогичную сумму из Астрахани. Теперь, поскольку все эти юрты принадлежали Москве, Иван должен был платить ему такие же деньги. Тогда он сможет не только убедить своих людей остановить набеги, но и вернуть тех, кто покинул его и ушел в Крым [376] ПДРВ. Т. 11. С. 176–185, 233–236. Кроме этих платежей, Урус потребовал прислать подарки его четырем женам, нескольким младшим братьям, девяти сыновьям и восьми дочерям. . Его аргументы были как нельзя более прозрачными: контроль Москвы над регионом, прежде принадлежавшим ханам Золотой Орды, уже не подвергался сомнению, но точно так же не подвергалась сомнению и обязанность Москвы платить те же деньги, которые платили ее славные предшественники.