Майкл Ходарковский - Степные рубежи России

Идея обращения иноверцев в православие получила новый импульс в конце XVIII века, когда непрерывное победоносное продвижение России позволило чиновникам приравнять честолюбивые замыслы Российской империи к распространению христианства. В 1784 году кавказский генерал-губернатор П. С. Потемкин пришел к выводу, что кабардинцы, вероятно, стали двуличными после обращения в ислам и их коварная природа может объясняться их плохим пониманием исламских догматов. До этого обращения, говорил губернатор, они были христианами, «так что естли бы были священники одаренные знанием и приличным к сану их смирением и кротостию, без сомнения скоро б они пролияли свет благодати по всем народам разсеянным в горах» [559] Кабардино-русские отношения. Т. 2. № 256. С. 360, 362. .

П. С. Потемкин был не первым, кто высказал идею «повторного крещения Кавказа». О подобных намерениях Петра I свидетельствует основанная им крепость в Северном Дагестане, которую он решил назвать Крепость Святого Креста. В 1748 году Коллегия иностранных дел подготовила неподписанный доклад о Кабарде. Ссылаясь на свидетельство одного знатного кабардинца, доклад утверждал, что кабардинцы всегда были христианами и происходят от украинских казаков, которые в XV веке поселились в Терском городке и его окрестностях. В то время их называли черкесами или кабардинцами, и они стали русскими подданными, но впоследствии были захвачены крымскими татарами и принуждены принять ислам. Когда они вернулись на Терек, то забыли свой язык и свою христианскую веру. Другая записка, тоже происходившая из Коллегии иностранных дел и подготовленная в 1770‐е годы, добавляла, что именно по этой причине Османская империя считала кабардинцев своими подданными [560] Там же. Т. 2. № 116. С. 147–148; № 221. С. 318. Самые ранние и еще более фантастические притязания Москвы на Северный Кавказ нашли отражение в инструкциях московским послам, уезжавшим в Польшу в 1554 году. В случае если бы их спросили, почему Москва считает черкесов своими подданными, следовало отвечать, что черкесы – беглецы из Рязани и, стало быть, давние подданные Москвы; см.: Соловьев С. М. История России. Т. 3. С. 515. Спустя пятьдесят лет царь Федор повторил эти претензии в письме османскому султану. Он объяснил, что новые русские крепости строятся на Кавказе, поскольку «изначала кабардинские и горские черкасские князи и шевкальской были холопи наши резанских пределов и от нас збежали с Резани и вселились в горы, и черкасы горские со всею Кабардинскою землею били челом отцу нашему, блаженные памяти великому государю царю и великому князю Ивану Васильевичю всеа Русии в службу и во всей воле его в царской учинились». Кабардино-русские отношения. Т. 1. № 43. С. 71. . Несмотря на всю абсурдность подобных докладов, они имели очевидное значение для тех, кто принимал решения в российской столице: у России появлялись основания, чтобы оспорить османский сюзеренитет над кабардинцами и выставить легитимными свои усилия по их «повторному крещению».

Одни утверждали, что христианизация кавказцев оправдана их христианским прошлым, другие – что кабардинцы лишь назывались христианами, а по сути своей были язычниками и именно поэтому среди них возобладал ислам. Впрочем, оба этих аргумента вели к одному и тому же выводу: более активная проповедь среди кабардинцев вернет их в лоно христианской церкви [561] Пфаф Б. Ф. Материалы по истории осетин // Сборник сведений о кавказских горцах. Т. 5. С. 95. . Но, несмотря на различные планы миссионерской работы среди жителей Кавказа, эти предложения по большей части остались только на бумаге и осуществлены не были.

Вместо «повторного крещения» регион подвергся «повторной исламизации». Новая волна мусульманского влияния пришла на Кавказ в середине XVIII века с дервишами мистического суфийского братства накшбандия. Эти нищенствующие мусульманские проповедники не нуждались в миссиях, ресурсах или поддержке правительства. Изгнанные из Персии, они принесли свою аскетичную и бескомпромиссную версию народного ислама в горные деревни, где нашли благодарную аудиторию. Антироссийское и антихристианское восстание, произошедшее в 1780‐е годы под руководством шейха Мансура, стало прямым результатом выросшего влияния суфийского ордена на Кавказе [562] Более подробный рассказ о братстве накшбандия, возникшем вблизи Бухары в Средней Азии в XIV столетии и превратившемся в одно из самых могущественных братств суфийского ислама, см.: Nakshbandiyya // Еds. С. Е. Bosworth et al. The Encyclopaedia of Islam, new ed. Leiden, 1992. Vol. 7. P. 933–939. О восстании шейха Мансура см.: Bennigsen А. Un mouvement populaire au Caucase au XVIII siècle: la «Guerre Sainte» du sheikh Mansur (1785–1791), page mal connue et controversée des relations russo-turques // Cahiers du Monde Russe et Soviétique. 1964. Vol. 5. № 2. P. 159–205. . Не сумев одержать верх над «неверными» русскими, это восстание тем не менее оставило неизгладимый след в памяти народов Северного Кавказа и стало лишь первым в большой серии восстаний, которые исламское духовенство называло газаватом (священной войной) против русских. Экспансия России в регионе неизбежно подталкивала местных жителей в объятия местных мулл и к движению сопротивления под зеленым знаменем ислама.

Где бы ни жили нехристианские народы – в горах Северного Кавказа, в лесах Среднего Поволжья, в степях Средней Азии, – они неизменно считали российскую колонизацию неотделимой от попыток правительства обратить их в православие. Коренные народы отвечали на эти попытки регулярными яростными восстаниями против российских властей и их политики. Иногда достаточно было слуха о готовящемся насильственном крещении, чтобы среди местных жителей начались волнения. В 1771 году такой слух стал последней соломинкой, подтолкнувшей калмыков к их трагическому исходу из России, а в 1820 году подобные толки заставили множество казахов Букеевской Орды бежать на прежние пастбища к востоку от реки Урал [563] Khodarkovsky М. Where Two Worlds Met. Р. 230; Левшин А. Описание киргиз-казацких или киргиз-кайсацких орд и степей: В 3 ч. СПб.: Тип. Карла Крайя, 1832. Ч. 3. С. 3. .

Но некоторые не могли противиться российским наградам и возможностям, открывавшимся в России, и принимали решение преодолеть географические, социальные и религиозные границы и обратиться в православие. В пограничных регионах, как и повсюду, государственная политика христианизации приводила к одним и тем же последствиям, создавая и усиливая социальное и экономическое расслоение и соперничество среди коренных жителей. Растущий исход жителей пограничья в Россию, их крещение и отказ правительства возвращать их назад стали важнейшей заботой как коренных народов, так и имперского правительства.