Сергей Дашков - Юстиниан

Миновав громадную колонну Феодосия, Иоанн юркнул под своды еще одной, восточной арки форума и побежал дальше.

По обеим сторонам мостовой тянулись крытые портики, поддерживаемые аркадами колонн, — лавки и эргастирии. Впрочем, зачастую это было одно и то же: снаружи — вход в лавку, а внутри — мастерская. Ширина лавок соблюдалась одинаковой, а через каждые четыре колонны зиял проход — так полагалось по закону.

Как обычно во время празднеств и прочих событий, сверху, со вторых и третьих этажей, с крыш глазели любопытные мужчины, не пожелавшие выйти из дома, и женщины, которых не отпустили на улицу муж, отец или брат; оттуда же смотрели и те рабы, которым полагалось сидеть дома.

На форуме Константина, где колонна была красной, а бронзовый Константин на ее верху — зеленым от времени, Иоанн догнал брата Каллимаха. Дальше пошли вместе. Чем ближе к ипподрому, тем сильнее веяло гарью и резало глаза от дыма. Здания вокруг преобразились: стояли закопченные или еще чадили, у многих рухнули крыши и даже стены и ставни портиков были выломаны или сгорели. Люди старались держаться ближе к центру Месы: от домов несло жаром. Пахло странно — смесью жженого дерева и духов: огонь уничтожил лавки парфюмеров близ Милия. Кое-где в дымящихся обломках копошились люди: то ли хозяева искали уцелевшие вещи, то ли воры шарили в поисках монет и слитков — ведь тут, на Месе, между Августеоном и форумом Константина, стояли лавки аргиропратов. Сейчас с этим никто не разбирался: не было ни стражников виглы, ни вообще царских солдат — все исчезли. Но то тут, то там в толпе мелькали люди с мечами, в доспехах, в каких-то старинных шлемах с обвислыми плюмажами.

— Гляди, брат: оружие принесли. Сейчас за это не накажут.

Иоанн кивнул и продолжал оглядываться по сторонам.

Ближе к ипподрому выгорело всё, и возле некоторых домов лежали обгорелые нагие тела. Чьи — кто их разберет. Вроде мужчины, а так — Иоанн пялиться не стал, грешно.

Толпа валила на ипподром и рассаживалась по партиям. Иоанн и Каллимах пошли на места своего дима венетов, напротив кафисмы, по правую руку от императора. Погода стояла хорошая, полотняные крыши над рядами трибун не натягивали, солнце приятно грело. Несмотря на отсутствие ристаний, по проходам уже сновали торговцы с горячим разбавленным вином и лепешками.

Кафисма была заполнена людьми в блестящих панцирях, с мечами и копьями в руках. Они теснились между колонн, выглядывали наружу, махали руками и знаменами. Каллимаху и Иоанну не было видно Ипатия, но они знали: он там.

— Прасины, — пояснил Каллимах с таким выражением, что Иоанн не понял, негодует тот или завидует.

Справа, с трибун прасинов, неслись крики:

— Ипатий август, ты побеждаешь!

— Ипатий август, тебя хочет Бог!

— Победа императору и городу!

Время от времени, когда Ипатий поднимался, выходил вперед и приветствовал собравшихся, крики усиливались, сливаясь в восторженный рев.

Вокруг Иоанна и Каллимаха народ не шумел, венеты вели себя сдержаннее и в основном молчали. Когда какой-то суетливый пьяный человечек выскочил перед трибунами и, взмахивая в такт голосам прасинов, начал побуждать венетов кричать тоже, кто-то мрачно бросил ему с трибун под одобрительный гул:

— Иди проспись, лысый!

И тот, действительно бывший плешивым, исчез.

Венеты молчали не просто так. Ни Иоанн, ни Каллимах, ни большая часть сидевших с ними на трибунах не знали, что еще с утра императорский спафарий Нарсес сумел переговорить с некоторыми влиятельными «голубыми». Что им пообещал хитрый евнух, помимо золота, так и осталось загадкой. Но — подействовало: верхушка венетов, а вместе с ними и те, кто привык слушаться указаний старших, перестали активно участвовать в дальнейшем ходе восстания.

Молчание венетов казалось Ипатию зловещим, но ничего с этим он поделать не мог. Располагая лишь немногим более чем парой сотен вооруженных людей, он тянул время, пока прасины лихорадочно собирали в Городе оружие. За несколько столетий запрета на владение им частными лицами у граждан его поубавилось — и теперь Ипатию оказалось нечего дать в руки сторонникам!

Иоанн так и не понял, что же произошло, почему вдруг на трибунах прасинов в панике заметались люди, а вместо аккламаций оттуда донеслись беспорядочные вопли.

— Гляди, гляди! — Каллимах вскочил, обернулся назад и затеребил брата рукой.

Иоанн посмотрел вверх и ахнул.

На фоне светлого неба темнели фигуры лучников и охранявших их меченосцев в тяжелой броне. Прямо сверху лучники стреляли вниз, засыпая трибуны прасинов градом стрел. Другая часть солдат, подняв мечи, с криками ринулась вниз, рубя направо и налево. Это, с трудом пробравшись в обход через сгоревшую часть Города мимо Карцеров, на ипподром ворвался отряд Велисария. Получасом ранее магистр и его люди пытались выйти в кафисму прямо из дворца, но им не открыли: охранявшая проход стража решила выждать, «чья возьмет», и не вмешивалась в схватку.

Тем временем через Ворота Мертвых [258] Это страшное название ворота получили оттого, что раньше через них уволакивали с арены тела павших гладиаторов. прямо на беговую дорожку ринулись, строясь на ходу в несколько шеренг лицом к трибунам и выставив вперед копья-менавлы, бородатые солдаты без шлемов и доспехов, в одних грубых подпоясанных рубахах. Если бы Иоанн умел различать знаки на щитах, он бы понял, что это вступил в дело последний резерв василевса, трехтысячный отряд герулов Мунда: не имевшие тяжелого вооружения, они вышли из дворца в Город, быстро, почти бегом, обогнули Сфендону и проникли на ипподром с запада.

Там, где еще неделю назад потешали публику мимы, разыгрывался кульминационный акт куда более страшной пьесы: за щитоносцами встали лучники и тоже принялись стрелять. Но эти уже целились не только влево, по прасинам, но и вправо, туда, где сидели Иоанн с Каллимахом.

Стоявший рядом старик откинулся назад и страшно то ли завыл, то ли заклекотал низким, утробным стоном, сгибаясь и дергаясь, — стрела попала ему в грудь. Каллимах схватил брата за руку, чтобы тащить за собой, но вдруг дернулся и беззвучно осел: над его левым ухом расползалась страшная кровавая рана, из которой торчало древко. Рука Каллимаха разжалась. В ужасе Иоанн сделал то, что спасло ему жизнь, — втиснулся под скамью [259] Во времена Юстиниана сиденья были деревянными. Каменные скамьи — результат реконструкции ипподрома в X в. Одна из таких каменных скамей сохранилась до нашего времени во дворике мечети Султанахмет — под нее, конечно, не залезть. , оказавшись сразу за упавшим братом.

Кругом слышались крики, лязг оружия, жуткие громкие звуки ударов мечей по живому телу. По скамьям с тупым звуком стучали стрелы и плюмбаты, метались люди, пытавшиеся спастись. Рядом с Каллимахом рухнуло еще чье-то мертвое тело…