Сергей Дашков - Юстиниан

…Город лежал в развалинах, поражая взгляд огнем и безобразием руин» [249] Василик , 2010. С. 387, 388. В. В. Василик, опираясь на описание Романа Сладкопевца, полагает, что пожары все-таки пытались тушить, но в том не преуспели — см.: Там же. С. 393. .

17 января бунтовщики стали провозглашать императором другого племянника Анастасия, патрикия Ипатия. Тот немедленно прибыл к Юстиниану, уверяя в своей непричастности к происходящему. Однако василевс не поверил ему и прогнал вместе с теми сенаторами, которым не слишком доверял.

Зачем Юстиниан удалил из дворца своих, как он считал, врагов? Чем можно объяснить такой поступок? Вряд ли гуманностью. И предшествующие, и последующие события доказывают, что император и его окружение вполне могли пойти на массовые убийства. Но одно дело, когда экзекуции подвергается безликая толпа, охлос. А тут — сенаторы, люди одного с Юстинианом круга (если же учесть его происхождение — то и выше). Все — знакомые, более того, многие связаны родственными узами с верным василевсу окружением. Одно дело — отдать приказ рубить толпу, не слыша даже криков ее из-за толстых стен, — и совсем другое — видеть глаза вчерашних друзей, слышать их мольбы о пощаде или проклятия.

Вторая возможная причина — техническая. Император просто не располагал достаточным числом людей, чтобы быстро казнить несколько десятков взрослых мужчин. Для этого требовались опытные палачи или хотя бы солдаты. Но в Городе бушевал мятеж, все солдаты наверняка стояли у стен, окон и проходов, готовясь отбивать приступ. Сторожить или, того хлеще, ловить и резать синклитиков в момент, когда толпа вот-вот пойдет на штурм, — явно не лучший вариант. К тому же многие из них имели опыт в военном деле и, несомненно, стали бы сопротивляться.

Третье. Возможно, император уже рассматривал вероятность проигрыша. На этот случай требовался запасной вариант. Казнив же несколько десятков человек из элиты, он «сжигал мосты» — их родственники не простили бы убийства.

Так или иначе, Ипатий вместе с некоторыми синклитиками покинули дворец и разошлись по домам. Судя по этому, восстание явно развивалось не под руководством какого-то круга заговорщиков, но стихийно.

На следующий день, 18 января, сам автократор, как некогда в сходных обстоятельствах Анастасий, вышел с Евангелием в руках на ипподром, уговаривая жителей прекратить беспорядки. Юстиниан решил действовать лаской и начал свою речь (естественно, через мандатора) с сожалений по поводу того, что сразу не прислушался к требованиям народа и не проявил милосердия. «Клянусь святым могуществом, — вещал император, — я признаю перед вами свою ошибку и не прикажу никого наказать, только успокойтесь. Все произошло не по вашей, а по моей вине. Мои грехи не допустили, чтобы я сделал для вас то, о чем вы просили меня на ипподроме» [250] Чекалова , 1997. С. 208, 209. .

Кто-то этим наверняка удовлетворился, но многие из собравшихся встретили его воплями: «Ты лжешь! Ты даешь ложную клятву, осел!» По трибунам пронесся клич сделать императором Ипатия. Юстиниан покинул ипподром, а Ипатия, несмотря на его отчаянное сопротивление и слезы жены, выволокли из дома, отвели на форум Константина, подняли на щит, короновали и одели в захваченные царские одежды. Две сотни вооруженных прасинов явились, чтобы по первому требованию пробить ему дорогу во дворец. К мятежу примкнула значительная часть сенаторов, причем высшего ранга — патрикии.

Прокопий в «Войне с персами» реконструировал выступление одного из таких сенаторов, Оригена. Недолюбливая Юстиниана, презирая неспособного Ипатия и резко отрицательно относясь к бушующей толпе, историк вложил в уста сенатора собственное отношение к произошедшему [251] «Война с персами». 1. XXIV. См.: Прокопий . Войны. С. 66, 67. : «Римляне, настоящее положение дел не может разрешиться иначе как войною. Война и царская власть, по всеобщему разумению, являются самыми важными из человеческих дел. Великие же дела разрешаются не в короткий срок, но лишь по здравому размышлению в результате долгих физических усилий, требующих от человека немало времени. Если мы пойдем сейчас на противника, то все у нас повиснет на волоске, мы все подвергнем риску и за все то, что произойдет, мы будем либо благодарить судьбу, либо сетовать на нее. Ведь дела, которые совершаются в спешке, во многом зависят от могущества судьбы. Если же мы будем устраивать наши дела не торопясь, то даже и не желая того, мы сможем захватить Юстиниана во дворце, а он будет рад, если кто-нибудь позволит ему бежать. Презираемая власть обычно рушится, поскольку силы покидают ее с каждым днем. У нас есть и другие дворцы, Плакиллианы [252] Дворец Плакиллианы получил свое название по имени построившей его первой жены Феодосия Великого Элии Флациллы (Плакиллы). Находится он в западной части столицы — XI регионе. — Прим. пер . и Еленианы [253] Дворец Елены назывался по имени матери Константина Елены. Расположен он был к западу от форума Аркадия. — Прим. пер . , откуда этому василевсу [Ипатию] можно будет вести войну и устраивать другие дела наилучшим образом» [254] На первый взгляд слова Оригена могут показаться отговоркой и даже предательством. Но то обстоятельство, что Ориген, по всей видимости, входил в число сенаторов, удаленных Юстинианом из Большого императорского дворца, и, следовательно, был враждебно настроен по отношению к императору, дает возможность предположить, что он призывал превратить в центры восстания другие дворцы, считая подобные действия наиболее целесообразными. Так, очевидно, воспринимал это и Прокопий, который сразу же после речи Оригена весьма пренебрежительно отзывается о «толпе», привыкшей все делать в спешке, как бы противопоставляя благоразумного сенатора этой «черни» и Ипатию, которому не терпелось попасть в царскую кафисму… — Прим. пер . .

Ипатий не внял совету Оригена (или не смог — в силу обстоятельств). Бунтовщики заняли покинутую императорскими силами кафисму и провели его туда. Уже после мятежа возникла версия, что Ипатий, ведя двойную игру, тайно послал к Юстиниану человека с сообщением: мол, он собрал всех врагов василевса на ипподроме, дабы с ними можно было покончить одним ударом [255] По версии «Пасхальной хроники» (сходным образом пишет и Прокопий, но в предположительном ключе), Ипатий действительно, уже будучи в кафисме, посылал своего доверенного человека к Юстиниану со словами: мол, император, твои враги собраны в одном месте, действуй. Однако тот человек встретил императорского врача Фому, который сообщил, что император бежал и весть передавать некому (что было неправдой). После мятежа Фому казнили. .