Сергей Дашков - Юстиниан

В крытом переходе ко дворцу, называвшемся «Улитка» («Кохлея»), стояли герулы Мунда, и хода во внутренние залы и императорские покои не было. Очевидно, что кафисму бросили не просто так: командование дворцовых войск (опытные люди, носившие в разное время звание военных магистров, — Велисарий, Мунд, Констанциол и, вероятнее всего, сам Юстиниан) уменьшило периметр обороны из-за недостатка сил.

Тем не менее попытку наступления на мятежников предприняли: в какой-то момент из дворца внутренними переходами к ипподрому подошел Велисарий с группой вооруженных людей. Но городская стража, охранявшая проход, отказалась впустить солдат василевса.

Всё рушилось. Терзаемый сомнениями Юстиниан собрал во дворце совет из оставшихся с ним придворных. Император уже склонялся к бегству, но Феодора, в отличие от супруга не утратившая мужества, отвергла этот план и вынудила супруга действовать. Динамичное описание этой сцены есть у Прокопия Кесарийского:

«Василевс Юстиниан и бывшие с ним приближенные совещались между тем, как лучше поступить, остаться ли здесь или обратиться в бегство на кораблях. Немало было сказано речей в пользу и того и другого мнения. И вот василиса Феодора сказала следующее: „Теперь, я думаю, не время рассуждать, пристойно ли женщине проявить смелость перед мужчинами и выступить перед оробевшими с юношеской отвагой. Тем, у кого дела находятся в величайшей опасности, не остается ничего другого, как только устроить их лучшим образом. По-моему, бегство, даже если когда-либо и приносило спасение, и, возможно, принесет его сейчас, недостойно. Тому, кто появился на свет, нельзя не умереть, но тому, кто однажды царствовал, быть беглецом невыносимо. Да не лишиться мне этой порфиры, да не дожить до того дня, когда встречные не назовут меня госпожой! Если ты желаешь спасти себя бегством, василевс, это не трудно. У нас много денег, и море рядом, и суда есть. Но смотри, чтобы тебе, спасшемуся, не пришлось предпочесть смерть спасению. Мне же нравится древнее изречение, что царская власть — прекрасный саван“. Так сказала василиса Феодора. Слова ее воодушевили всех, и вновь обретя утраченное мужество, они начали обсуждать, как им следует защищаться, если кто-либо пошел бы на них войной. Солдаты, как те, на которых была возложена охрана дворца, так и все остальные, не проявляли преданности василевсу, но и не хотели явно принимать участия в деле, ожидая, каков будет исход событий. Все свои надежды василевс возлагал на Велисария и Мунда. Один из них, Велисарий, только что вернулся с войны с персами и привел с собой, помимо достойной свиты, состоящей из сильных людей, множество испытанных в битвах и опасностях войны копьеносцев и щитоносцев. Мунд же, назначенный стратегом Иллирии, по воле случая вызванный в Византий по какому-то делу, оказался здесь, предводительствуя варварами герулами» [256] «Война с персами». 1. XXIV. См.: Прокопий . Войны. С. 67. И здесь историк подпустил шпильку царственным супругам! Дело в том, что фраза «Тирания — лучший саван» приписывалась некоему человеку, обратившемуся к сиракузскому тирану Дионисию. В итоге, хваля Феодору, Прокопий как бы невзначай вложил в ее уста слегка переиначенную мысль, обращенную к злодею. .

По свидетельству же другого современника, поэта Романа Сладкопевца, 18 января Юстиниан организовал во дворце молебен:

Версии Прокопия и Романа не исключают друг друга: могли быть и военный совет, и отчаяние, и молебен в надежде на всемогущего Бога.

Так кульминация мятежа выглядела из дворца.

В тот день Иоанн из Студийского квартала сбежал на ипподром еще затемно — увязался за братом Каллимахом. Мамка, если б увидела, стала бы ругаться и вернула назад. Потому Иоанн выбрался по-тихому, без завтрака, и скрылся в сумерках. Тем более что дома есть было нечего, кроме сухого хлеба и холодных вчерашних бобов. Мать, конечно, раскричится вечером. Но сидеть дома, когда в городе так интересно, — еще чего?! И ведь не дитя — как-никак, на Рождество ему исполнилось целых 13 лет.

Еще моросило, и было холодно. Кутаясь в шерстяной плащик, Иоанн ускорил шаг — стало теплее. Хорошо бы в такую погоду горячей воды с винцом, но его еще вчера выпили отец с мамкой, оттого и храпели ночью особенно громко.

Обгоняя бредущих монахов, Иоанн выскочил к форуму Аркадия и повернул налево, к Месе. На бегу оглянулся на колонну. Огромная, вся дивно изукрашенная каменной резьбой, она возносила к небу статую василевса Аркадия. Малюсенькую, казалось снизу, зато из чистого серебра! Иоанн на мгновение приостановился, разглядывая змеившуюся вверх каменную ленту, по которой нескончаемым потоком поднимались солдаты в старинных шлемах, всадники в венках, драконарии с вексиллумами на длинных копьях. Интересно! Но впереди ждало зрелище куда как занятнее: Каллимах вчера говорил, что василевс Юстиниан уплыл морем чуть ли не в Халкидон и сегодня на ипподроме выбирают нового, одного из племянников покойного Анастасия, при котором родились и Каллимах, и сам Иоанн. Если новый человек делается царем, он раздает подарки солдатам и народу. Может, как бывает в консульский выезд, будут метать деньги в толпу. Пять лет назад, когда консульство праздновал василевс Юстиниан и гражданам, по обычаю, бросали монеты, Иоанну повезло: маленький золотой триенс попал ему за пазуху, Божьей волей. Правда, отец его тут же забрал. Тогда они купили и хорошего вина, и вкусного хлеба, и даже трех куриц. Было вкусно.

В районе форума Феодосия становилось очень людно. Выходя из переулков, народ поворачивал на центральную улицу, Месу, и валом валил в сторону центра шумной увеличивающейся толпой. Арка Феодосия, под которой проходила Меса, была ниже колонны Аркадия, однако впечатляла не меньше. Три ее свода: центральный, самый большой, и два боковых опирались на колонны, тоже резаные хитро, но по-другому: по их поверхности будто ссыпались сверху узоры, похожие на огромные капли и переходившие один в другой. Пробежав под центральной частью, над которой высился бронзовый брат Аркадия, император Гонорий, Иоанн поспешил далее, вертясь между взрослыми и обгоняя их.