Александр Сегал - История эпидемий в России. От чумы до коронавируса

Только разносторонние и тщательно выполненные исследования этиологии сибирской язвы с применением методики выделения чистых культур дали в искусных руках Коха (1876) и Пастера (1877) вполне убедительные доказательства патогенной и притом специфической роли открытых еще за четверть века до того бактерий. Неоценимое значение в этом отношении имели исследования Коха, хотя некоторые ученые того времени старались доказать преимущества работы их соотечественника Пастера, так как Кох вырастил лишь немного поколений сибиреязвенных бацилл в кровяной сыворотке и в глазной влаге рогатого скота (плотные среды еще не были в употреблении); Пастер же получил большое число поколений при их выращивании в моче и мясном отваре, а также показал при этом, что фильтрат сибиреязвенной крови через несколько слоев бумаги и слой талька лишается своей способности вызывать инфекцию у экспериментальных животных.

Но как бы то ни было, а Кох выделил 3 мая 1876 г. впервые чистую культуру возбудителя сибирской язвы, успешно применил ее для заражения животных и наблюдал в микроскопических препаратах «висячей капли» весь процесс развития бацилл с образованием спор. В этой своей первой бактериологической печатной, вошедшей в золотой фонд микробиологических исследований работе, но без упоминаний имен предшествовавших ему иследователей, Кох доказал с полной основательностью существеннейшие стороны в этиологии сибирской язвы. Было выявлено следующее: 1) живая природа и этиологическое значение бацилл; 2) развитие их от споры до споры; 3) возможность заражения животных лишь при попадании в их организм таких бацилл или их спор, но ни каких иных микроорганизмов; 4) чрезвычайная способность таких спор сохранять свои заразительные свойства [722].

В том же году Фердинанд Кон, один из основоположников микробиологии (1828–1898), открывший процесс спорообразования у сенной бациллы, ввел и название для возбудителя сибирской язвы Bacillus anthracis.

Излагая эти блестящие успехи молодой науки о микроорганизмах, нельзя, однако, обойти вниманием и участие русских исследователей в разрешении проблемы этиологии сибирской язвы. Так, уже один из бывших учеников Брауэля, в дальнейшем профессор Дерптского ветеринарного института Е. М. Земмер (1843–1906), которого следует признать одним из пионеров бактериологических исследований в России, указывал: «…Мне в 1896 году удалось посредством инъекций бацилл и спор сибирской язвы, культивированных на благоприятной питательной почве, значения которых я в то время, конечно, не мог еще разгадать, вызвать у одного жеребенка сибирскую язву…» [723]. Это было, следовательно, за 7 лет до классических исследований Коха. Между прочим, это указание противоречит упоминанию в нашей литературе о том, что первую культуру бацилл сибирской язвы в России получил известный патолог и бактериолог в Харькове В. К. Высокович (1854–1912) в 1882 г. [724]

Споровую форму бацилл наблюдал на несколько лет ранее Коха и наш выдающийся патологоанатом и эпидемиолог Г. Н. Минх (1836–1896), уделявший в московский период своей деятельности много внимания лабораторно-клиническим исследованиям. Наблюдая с иммерсионным объективом бациллы сибирской язвы, он отметил наличие в них особых участков с сильным светопреломлением, а также впервые указал на замечательный факт нахождения этих бацилл внутри лейкоцитов крови (по его словам, «эффект был такой, как будто белые шарики рожали бактерий»). Лишь 10 лет спустя подобные наблюдения получили глубокое и правильное объяснение, когда И. И. Мечников высказал свою теорию фагоцитоза. Исследования же Минха, начиная с 1865 г., выяснили ряд важных вопросов в патогенезе, патологической анатомии и эпидемиологии сибирской язвы. Он установил кишечную форму этой инфекции, считавшейся до того «микозом желудка и кишок неизвестной этиологии», а также доказал единое происхождение кишечной, легочной и кожной форм сибирской язвы. Опережая Пастера (см. далее) и других своих современников, Минх указывал на возможность иммунитета при сибирской язве: «Сибирская язва разделит свойства некоторых других, не повторяющихся инфекционных заболеваний, как оспа, корь, скарлатина» [725].

Бациллы сибирской язвы и лейкоцитоз наблюдал в крови больных животных и человека в 1871 г. также и В. Ф. Нагорский (1845–1912), один из видных впоследствии организаторов русской ветеринарии. Но еще ранее, хотя и безрезультатно, пытался применить микроскопичеческое иследование сока из сибиреязвенного карбункула и из опухоли у животного с диагностическими целями И. И. Минкевич [726].

Значительно позже было выполнено в лаборатории упомянутого Земмера исследование А. П. Архангельского, доказавшего, что сомнения в этиологическом значении бацилл при сибирской язве объясняются тем, что споры легко ускользают от глаз наблюдателей. Автор убедительно подтвердил это высказывание посевами крови со спорами в питательный бульон, где и развивались затем бактериальные формы в обильном количестве [727].

Введение в бактериологическую практику метода чистых культур, следовательно, оказало исключительное влияние на успехи микробиологии, так как микроскопические наблюдения и даже опыты с заражением животных приобрели большую при таком условии убедительность.

Особенно важную роль в истории молодой науки сыграло, как известно, применение плотных питательных сред – вареного картофеля, свернутого яичного белка (1872), свернутой кровяной сыворотки, мясопептонной желатины (1881), мясопептонного агара (1884). Но еще в 1877–1878 гг. Пастеру пришлось вести длительную дискуссию в Парижской медицинской академии, отстаивая этиологическое значение бацилл сибирской язвы.

Уже 2000 лет тому назад Цицерон указывал: «Врачи утверждают, что обнаружить причину болезни – значит найти средство для борьбы с нею». И эти слова блестящим образом оправдались на примере именно с сибирской язвой: после открытия ее возбудителя Пастеру удалось не только осветить ряд существенных вопросов в эпидемиологии и эпизоотологии названной инфекции (наличие бацилл в почве, проникновение их оттуда в корневую систему растений, заражение при кормлении последними животных и пр.), но и разрешить основную проблему борьбы с помощью выработанной им вакцинации в 1881 г. Это блестящее достижение профилактического направления в борьбе с инфекционными заболеваниями послужило тем не менее поводом к известным резким и необоснованным выступлениям Коха против практического значения предохранительных прививок вообще (1883). Но уже близилось время, когда практика противоинфекционной борьбы опровергла доводы этого ученого, одного из основоположников микробиологии и научной эпидемиологии.