Александр Сегал - История эпидемий в России. От чумы до коронавируса

Однако В России, где «сибирка» продолжала вызывать исключительно большие потери (например, лишь за 1867–1868 гг. и в одной только Новгородской губернии погибло 528 человек, 40 000 лошадей, 8000 голов крупного рогатого скота и 6000 овец), вакцинация по методу Пастера не дала ожидаемого результата, как не устраняли громадные потери и специально организуемые царской властью комиссии [728]. Только благодаря многолетней, начиная с 1882 г., деятельности Л. С. Ценковского (1822–1887) с его помощниками и продолжателями работы задача вакцинации против сибирской язвы получила свое практическое разрешение [729].

Нельзя не упомянуть также, говоря о роли отечественной науки в разрешении проблемы сибирской язвы, имена и других наших исследователей. Так, И. И. Мечников обнаружил, что кровь иммунизированных против сибирской язвы овец приобретает способность убивать возбудителя этой инфекции (1887). И.Г. Савченко впервые и убедительно доказал значение центральной нервной системы в механизме иммунитета, сделав голубей восприимчивыми к сибиреязвенной инфекции в результате перерезки у них спинного мозга (1891). Важную роль в истории развития вакцинации против той же инфекции играют, безусловно, и замечательные исследования, начиная с 1885 г., известного русского патолога-инфекциониста В. К. Высоковича [730].

Наконец, обстоятельному изучению подвергли наши исследователи и дезинфицирующее действие разнообразных химических веществ на возбудителя сибирской язвы в условиях нахождения его в питательных средах, почве, помещении и пр. Результаты этих исследований широко используются в практике борьбы с названной инфекцией [731].

Так наша отечественная наука помогла эпидемиологии стать на рациональные пути при борьбе с той инфекцией, в изучении которой приняла впервые участие нарождавшаяся область знаний о патогенных микроорганизмах. Русская наука убедительно доказывала шаг за шагом на протяжении двух столетий свою зрелость, разрешая самостоятельно, а порою и намного опережая зарубежные достижения, многие стороны одной из важнейших проблем в инфекционной патологии людей и животных.

«Наука, – сказал И. П. Павлов, приветствуя И. И. Мечникова при его посещении Петербурга в 1909 г., – не знает отечества, но мы не можем не гордиться тем, что Илья Ильич Мечников по рождению принадлежит России».

Очерк 2. Из истории борьбы с паразитарными тифами в России

Профессор А. И. Метелкин

На основе многовекового опыта борьбы с заразными заболеваниями русский народ, как и другие народы, вырабатывал издавна более или менее рациональные, с современной точки зрения, профилактические и лечебные мероприятия против «нападных болестей» и «поветрий». Но творческая мысль народа была в то время еще слишком далека, как впрочем, и находившаяся в зачаточном периоде своего развития медицинская наука, вся проникнутая голым эмпиризмом, от научных знаний в области инфекционной патологии и поэтому не имела возможности разбираться в многообразных лихорадочных заболеваниях.

Даже и мы, вооруженные блестящими достижениями науки XX века, знакомясь в настоящее время с многочисленными описаниями губительнейших эпидемий далекого прошлого, не можем в большинстве случаев решить вопрос об их истинном характере на основании сохранившихся скудных и неопределенных указаний о клинических проявлениях, нередко ограничивавшихся обычным в наших летописях XI–XVII веков сообщением: «Бысть мор велик». Так, многие из тех эпидемий на Руси и за ее рубежами, которые принято теперь считать за инфекции чумного происхождения, на самом деле были проявлением оспы, сыпного тифа, даже сибирской язвы и пр. Надо иметь в виду при этом, что и течение инфекционных заболеваний несколько веков тому назад не имело тех особенностей, которые признаются современной нам медициной характерными для патогенеза той или иной инфекции (например, проказа древности, сифилис средних веков, «английская потница» – неизвестная нам болезнь XV века и пр.). Часто упоминаемая в истории древней медицины грозная эпидемия «чумы» во время Пелопонесской войны (V век до н. э.), известная в литературе под названием «аттической чумы», в наше время признается рядом иследователей за эпидемию сыпного тифа. Даже московскую эпидемию «моровой язвы» 1770–1772 гг. иногда считали в нашей литературе (Г. А. Ивашенцов и др.) за проявление сыпного тифа, с чем, конечно, никак нельзя согласиться.

Во всяком случае, паразитарные тифы, и в особенности сыпной тиф, имели у нас свое распространение в прежние века под старинным названием «горячек» и «перевалок». Однако они получили широкое распространение в России после нашествия наполеоновских полчищ, особенно сильно страдавших от этих заболеваний. Госпитали были переполнены больными этого рода, громадные лагеря военнопленных превратились в сплошные кладбища погибших тифозных больных [732]. В последовавшие затем десятилетия, во время войн на Кавказе, с Персией и с Турцией, «тифозные горячки», хорошо отличавшиеся русскими врачами от заболеваний малярией, были настолько распространены, что один из наших авторов того времени справедливо указывал: «…В текущее время тиф и чума составляют две главные болезни, от которых войска претерпевают не менее, чем от оружия неприятеля. Против первого из них до сих пор нет верных предохранительных средств, но от последней, бывшей всегда во время войн с Турцией самою верною их союзницею, войска могут защитить себя строгими медико-полицейскими мерами…».

Русские врачи пытливо относились к тифозным заболеваниям и стремились обобщить свои наблюдения и опыты лечения для пользы науки и медицинской практики. Одним из первых подобных сочинений надо признать труд известного деятеля военно-санитарной организации С. В. Гаевского (1778–1862) «О гнилой и нервной горячке», изданный в 1813 г., т. е. во время особенно широкого, как уже говорилось, распространения сыпного тифа злосчастными остатками «Великой армии из двунадесяти языков». Такого же содержания статьи стали печататься и в распространенном среди военных врачей Военно-медицинском журнале, начавшем издаваться с 1823 г. (Гейрот. 1823; Прибиль. 1823, и др.). «Учение о горячках» занимало особенно важное место в курсе терапии для студентов-медиков [733].

Напрасно было бы полагать, что врачи первой половины прошлого века были в состоянии различать с достаточной уверенностью разнообразные в этиологическом отношении формы «тифозных лихорадок», «нервных горячек с пятнами», «гошпитальных горячек», «желчных лихорадок» и пр. Лишь в 1850 г. английский врач Дженнер одним из первых показал тщательными опытами самостоятельность в нозологическом отношении сыпного тифа, известного врачам того времени, под названиями военного, тюремного и голодного тифа. Но это воззрение еще долгое время спустя оспаривалось многими (в том числе и Р. Вирховом). Возвратный же тиф продолжали считать одной из клинических форм сыпного тифа или даже малярии [734]. Нередко отрицалась вообще заразительность («контагиозность») тифозных заболеваний.