Дмитрий Бовыкин - Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1799 гг.

Немало и иных примеров. Так, в конце июня La Sentinelle Лувэ опубликовал большую статью, посвященную связям членов Клуба кордельеров с принцами Орлеанского дома. Её автор пребывал в уверенности, «что со 2 сентября {1334} 1334 Имеется в виду 2 сентября 1792 г. — дата начала так называемых сентябрьских убийств, когда врывавшаяся в тюрьмы толпа на протяжении четырех дней вершила самосуд над многими заключенными при молчаливом попустительстве Дантона, бывшего тогда министром юстиции и членом Клуба кордельеров. до 9 термидора Республики не было, что все преступления, совершенные на протяжении этих двух лет, были совершены заговорщиками» — имелось в виду, что «столькие злодеяния, не имеющие ничего общего с республикой, были направлены против нее и были злодеяниями роялистов». В их же интересах проводился и террор {1335} 1335 La Sentinelle. 9 messidor (27 juin 1795). N IV. Р. 3. .

Так, старая идея о том, что Робеспьер был хорошо замаскировавшимся роялистом получала второе рождение. Автор одного из памфлетов той эпохи прямо писал, что «преступная факция роялистов» старалась добиться «возвращения какого-нибудь Робеспьера» {1336} 1336 Merlin J.-Р.-R. Essai ou considérations politiques sur les révolutions de France. Albi, 1795. Р. 24. . Правый и левый фланги в сознании обывателя начинали смыкаться, отношение к роялизму переставало быть однозначным, приобретая вместе с размытостью и амбивалентность. «Якобинцы называли республикой лишь право всё разрушить и разграбить», — писал Лакретель, им не нужна была законная власть. Военные всё ещё выступали за республику, хотя и подразумевали под ней военную диктатуру. Приобретателей национальных имуществ устраивал режим, который обеспечит им сохранность собственности. «Таким образом, когда Конвент грезил о новой форме республики, во Франции уже не было больше республиканцев» {1337} 1337 Lacretelle Ch. Op. cit. Vol. XII. Р. 393, 394. .

Однако, как и ранее, очень сложно сказать, кто же во Франции «был». Роялизм по-прежнему нередко оставался латентным, никаких чётко оформленных группировок или партий не существовало, никто из политиков не высказывался за восстановление королевской власти открыто. Это создавало парадоксальную ситуацию: не было сомнений, что многие стремятся к восстановлению монархии, но кто эти многие, сколько их, как далеко протирается их влияние, оставалось не понятным и позволяло трактовать ситуацию весьма по-разному.

Из Вероны, если основываться на словах лорда Макартни, она виделась следующим образом:

Мне было сказано, что, на самом деле, среди революционеров нет никакой группы ни в достаточной степени единой, ни в достаточной степени честной и преобладающей, чтобы Король мог вести с ней переговоры, но, если таковая и существует, то у Месье, который находится на месте {1338} 1338 То есть у берегов Франции. , есть право с ней договариваться […] До отплытия Месье из Англии агенты Короля в Париже получили разрешение толковать его манифест и говорить, что, хотя он не мог избежать исключения из амнистии всех цареубийц, могут быть услуги такой природы, что позволят им претендовать до определённой степени на его милосердие { 1337 Lacretelle Ch. Op. cit. Vol. XII. Р. 393, 394. 1339} 1339 Lord Macartney to Lord Grenville. Verona, October 18 th , 1795 // TNA. FO 27/45. .

Макартни полагал, что, ежели такая группа найдётся, она может стать основой для революции, благоприятной делу монархии. И добавлял:

Впрочем, нет ничего невозможного, благодаря общей легкомысленности французского характера, в том чтобы реставрация короля могла произойти (как они сами говорят) путём аккламации, и что крик: «Да здравствует Король!», раздававшийся некогда в Париже, отзовётся эхом со всех концов королевства {1340} 1340 Ibidem. .

Конституционные монархисты в те же дни нередко склонялись к мысли, что население выскажется отнюдь не за возвращение легитимного короля, а за тех, кто сможет предложить наиболее привлекательный компромисс между республикой и монархией. По словам Лакретеля, и сторонники Старого порядка, и приверженцы Конституции 1791 года оказались не способны завоевать на свою сторону общественное мнение, поскольку, с одной стороны, тот режим, который возник во Франции уже при Людовике XV, не имел ничего общего с традиционной французской монархией, а с другой — та «хилая, униженная, бессильная королевская власть», которую устанавливала конституция, не могла удерживать народ в повиновении. По его мнению, пережив революцию и Террор, общество нуждалось в личных свободах, юридических гарантиях, свободе печати и твёрдой руке. «Взгляды гг. Малуэ, Мунье, Лалли, Клермон-Тоннера, те взгляды, к которым к концу своей политической карьеры пришли Мирабо и Барнав, которые столь красноречиво высказывал Казалес (Cazales) {1341} 1341 Жак-Антуан-Мари де Казалес (1758–1805) — до революции занимал различные военные должности, депутат Генеральных штатов от дворянства. Один из самых активных ораторов Учредительного собрания, выступал за усиление монархии, однако по ряду вопросов был близок к конституционным монархистам. С 1791 г. в эмиграции; будучи плохо принят роялистами в Кобленце, предпочёл обосноваться в Англии и высказывал симпатии к английской форме правления. », только они оставались актуальны в 1795 г. и именно их развивали журналисты {1342} 1342 Lacretelle Ch. Ор. cit. Vol. XII. P. 391, 392. Такая оценка ситуации порождала надежды на то, что тем эмигрантам, которые не откажутся сотрудничать с республиканцами, позволят вернуться в страну. Российский агент докладывал, что летом 1795 г. мадам де Сталь якобы обратилась в Комитет общей безопасности с просьбой вернуть из изгнания нескольких конституционных монархистов, на что получила письменный ответ председателя Комитета: «Как правительство не вмешивается в то, что происходит на её кухне, не ей вмешиваться в то, что происходит в правительстве». — АВПРИ. Ф. 48. Сношения России с Генуей. Оп. 48/2. Д. 94. Л. 54–54 об. .

Впрочем, в документах эпохи можно найти немало и других точек зрения. К примеру, основываясь на сообщениях более сотни австрийских офицеров, находившихся в плену во Франции и выполнявших задание сообщать на родину о переменах во французском общественном мнении, австрийский канцлер барон Тугут заключал:

Все сходятся на том, что на самом деле практически большинство французов недовольны Конвентом и нынешним положением вещей, что большинство желает иметь руководителя, статхаудера, президента, короля или кого-нибудь другого, кто мог бы гарантировать и поддерживать собственность и общественный порядок. Но что, к сожалению, ничто не свидетельствует о каком-либо интересе к принцам и в особенности к личности Месье. Все члены той партии, которая зовётся роялистской, разделены между собой на бесчисленное количество группировок […] От них не приходится ожидать каких-либо усилий в пользу принцев, никто не надеется восстановить Месье на троне его предков иначе как при помощи вооружённой силы и благодаря военным успехам… {1343} 1343 Copie de la dépêche de Monsieur le Baron de Thugut à l’Ambassadeur Comte de Cobenzl en date de Viennes, le 27 Octobre 1795 // АВПРИ. Ф. 32. Сношения России с Австрией. Оп. 32/6. Д. 1143. Л. 80–80 об.