Александр Борисов - Три века российской полиции

«В жалком во всех отношениях положении застало Тифлис русское правительство. Двенадцатого сентября 1801 г. состоялось Высочайшее повеление об управлении Грузиею. “Учреждение городской и земской полиции, — сказано в нем, — должно быть приведено в такие правила, чтоб обитатели не потерпели в сем чувствительной перемены, но пришли бы с удобностью к порядку, коего и тени они до сих пор не видали. На сей конец весьма нужно сочинить особливый городской и земской полиции устав”. На этом основании и по соображению “обычаев и умоначертания грузинского народа”, главноуправлявший Кнорринг составил полицейский устав, первый параграф коего гласит, что “по состоянию в Тифлисе более 2 000 и в предместье Авлабара свыше 300 домов; полагается в городе три части да в Авлабаре четвертая; почему и разделить город на оные по удобности, наименовав их по достопамятным урочищам, а каждую часть разделить на два квартала, потому что в частях и кварталах хотя число домов довольно будет великое, но все почти дома малопространны и так близко соединены, что каждая часть и квартал весьма малым расстоянием места ограничатся”. Таким образом, на каждую часть приходилось по 575 домов, а скученность последних сделается еще более наглядною, когда мы, по рассказу бывалых людей, сообщим читателю, что женщины того времени, находившиеся под ферулой восточного затворничества, не иначе захаживали друг к другу, как по крышам домов, иногда из конца в конец улицы и даже через целый квартал.

Полицейский устав, составленный Кноррингом вместе с правителем Грузии Коваленским — плохим дипломатом, но замечательным казуистом своего времени, — дышит какою-то приторною сентиментальностью, в которой нет и следа туземных обычаев и умоначертания того населения, для которого он был сочинен. Некоторые параграфы его как будто взяты из прописей доброго старого времени, как, напр.: “Не чини ближнему, чего сам терпеть не хочешь. В добром помогите друг другу; веди слепого, дай кровлю неимущему, напой жаждущего. Сжалься над утопающим, протяни руку помощи падающему. Блажен, кто и скот милует; буде скотина и злодея твоего споткнется, подними ее. Муж да прилепится к своей жене в согласии и любви… жена да пребывает в любви, почтении и послушании к своему мужу. Родители суть властелины над своими детьми”, — и проч. все в этом же роде. Зато устав всеми силами вооружается против азартных игр и вменяет есаулу в обязанность: “смотреть и сильно наблюдать, чтоб в его части запрещенной игры нигде не происходило к разорению наипаче молодых людей и к алчному обогащению корыстолюбцев, и потому, в котором доме своей части приметит производимые игры, тотчас обязан исследовать: 1) в какую игру играют, 2) в какие деньги или на что играют, 3) чем играют, 4) о времени, когда играют, 5) о месте, где играют, 6) об околичностях, объясняющих, в каком намерении играют или играли, и утверждающих или обличающих, как играли, и 7) игроков, кто играет. И противную законам игру тотчас запретить и доносить; до относящейся же единственно к невинному препровождению времени игры, наипаче в почетных домах, не касаться и тем не стеснять жителей”.

Говоря по правде, весь этот длинный параграф есть не что иное, как война против воздушных замков. Какие азартные игры могли быть в городе, где о клубах и т. п. общественных заведениях даже и понятия не имели, а карт и в помине не было. Если где, то скорее в так называемых почетных домах могла завестись подобная игра, а устав их-то и запрещает касаться. Вот если бы он предписывал какие-нибудь меры против кулачных боев, которые не только в былое, но даже в ближайшее к нам время отличались таким ожесточением, что каждый раз стоили многим жизни, не говоря уже об изувеченных, терявших в пылу схваток глаза, нос, руки, ноги, — если бы, говорим мы, на эти и подобные им чисто местные игрища были направлены усилия полиции, тогда устав действительно носил бы на себе хотя какие-нибудь следы обычаев и умоначертания грузинского народа.

Еще меньше было надобности в статьях, трактующих о том, чтобы муж прилепился к своей жене, а жена была верна ему, и т. д. Супружеская верность жены, мнимо или действительно, — это другой вопрос, гарантировалась полнейшею ее замкнутостью и отчуждением от соприкосновения с чуждою ей сферой; а если какая-нибудь женщина изобличалась в нарушении супружеской верности или вообще целомудрия, то с нею расправа бывала коротка: отрезавши преступнице нос, сажали ее на ишака, лицом к хвосту, и возили по городским улицам; почти у каждого дома несчастную поджидали с лопатами и кидали в нее грязью и чем ни попало. От этого и произошла у грузин поговорка: “обливать голову грязью”, выражающая крайнюю степень посрамления. В деревнях подобные сцены с проститутками имели иногда трагический конец, хотя и в другом роде. Сигнахский капитан-исправник в мае 1805 г. донес начальству, что жители селения Бодбис-хеви, поголовно собравшись в числе 500 чел., вытащили из дома некоей Марьи Кардановой дочь ее, Барбаре, и, посадив на ишака, возили по деревне и бросали в нее грязью, а в заключение сожгли ее дом. Допрошенный по этому случаю нацвал отозвался, что Барбаре 4-й уже год покинула мужа и, распутничая, имела дерзость похвастать раз пред сельскою сходкой, что доведет и других женщин до того, что они, оставив своих мужей, будут вести такую же жизнь, как и она. К этому нацвал присовокупил, что на сожжение дома согласилась и мать преступницы…» [391]

А это фрагмент официального документа (предложение генерал-лейтенанта К. Ф. Кнорринга генерал-майору И. П. Лазареву от 31 мая 1801 г., № 459):

«Представление в. пр. касательно заведения в Тифлисе полицейского порядка и тем достижения удобности к прекращению всех неустройств, какие от безначалия здесь происходят, конечно, не может не быть признано за самое полезнейшее вообще для жителей города, сколько и для каждого особенно. Но как строгость правил, к соблюдению оного законами у нас предписанная, и все распорядки здешнему народу, никогда их не видевшему, будут весьма затруднительны, то дабы сколь можно сделать сие легче, выбрал я только некоторые пункты из Устава благочиния, относящиеся до первых начал и больше к наблюдению нужные, одни на должность начальника полиции, а другие частным приставам и другим служителям.

Препровождая оные при сем к в. пр., рекомендую приступить по оным к устроению в г. Тифлисе полицейского порядка пристойным образом, внушая чрез кого надлежит жителям, колико сие будет относиться их общего и частного благосостояния, истину чего вскоре сами они восчувствуют» [392].

В 1840 г. последовала реформа управления Грузией, которая еще больше повысила централистские начала. В 1844 г. главнокомандующим был назначен князь М. С. Воронцов. Его предшественники, как правило, производили незначительную реорганизацию полиции. Что касается Воронцова, то он обратил внимание на качественный состав кадров. Как отмечалось в литературе, «особенное внимание князя Воронцова было обращено на улучшение контингента чиновников, в особенности тех из них, которые непосредственно соприкасались с народом, — участковых начальников. Во всех слоях общества против этой низшей инстанции полиции укоренилось самое невыгодное предубеждение. В участковых начальниках каждый видел олицетворенное лихоимство; вследствие такой дурной репутации порядочные люди весьма неохотно занимали эти должности. Между тем те же участковые заседатели должны были составлять основу благоустройства, правосудия и порядка. Правительственный механизм, построенный на такой неблагонадежной администрации, не мог быть прочным» [393].