Александр Борисов - Три века российской полиции

В упоминавшейся Инструкции императора главноуправляющему Кноррингу содержалось еще одно положение, весьма важное для нормальной организации в Закавказье и на Северном Кавказе охраны общественного порядка и борьбы с преступностью. Речь шла о привлечении к этому важному делу самих жителей: «…для пользы частных людей, с Грузиею торг производящих, весьма нужно поставить коммуникацию ея с Кавказскою линиею в совершенную безопасность и изыскать надежные средства обуздать народы, чинящие по пути сему хищничества. Далее принадлежит к заботе вашей обеспечить границы грузинския от нападения лезгин и других горских народов. <���…> Но желательно весьма, чтобы поселяне, на границах Грузии обитающие, и другие к тому способнейшие могли быть поставлены на такую же ногу, как линейные кавказские казаки. Изыскивая пристойныя меры устроить по времяни в Грузии из обитателей ея земскую милицию, вы можете теперь же их к тому предуготовлять, приказывая преследовать хищников, на свободу их и даже на самую жизнь покушающихся, и учредя из Грузии не отяготительные для них разъезды для открытия и на самое поражение совместно с нашими военными командами гнездящихся иногда в самом почти сердце Грузии внешних ея злодеев».

Со временем милиционные формирования были учреждены повсеместно. Коренные жители охотно вступали в их ряды. Как докладывал Николаю I в марте 1829 г. И. Ф. Паскевич, главнокомандующий войсками на Кавказе в это время, узнав о его намерении укрепить милицию, «грузинские князья и дворяне <���…> предупредили приказание и сами предложили выставить из Грузии десять пятисотенных дружин».

Поначалу милиция на Кавказе привлекалась преимущественно для «разведки и охранения». Постепенно круг возлагавшихся на нее задач расширялся. В 1865 г. было решено переориентировать ее на выполнение функций охраны общественного порядка и безопасности. Согласно «Положению о Терской постоянной милиции» [394], она учреждалась вместо охранной стражи, земской полиции и Терского конно-иррегулярного полка.

Кавказская милиция, созданная из местных жителей в Терской и Кубанской областях, находилась под началом российских военных властей и рассматривалась как «полицейско-исполнительная сила» для охраны коммуникаций и обеспечения порядка в аулах. В ее состав входили не только рядовые служители, но и аульные старшины с помощниками. Их деятельность как представителей полицейской власти дает возможность рассматривать кавказскую милицию именно как полицейский орган. Милиция возникла по инициативе местных жителей, страдавших от организованных банд [395]. (В таком неспокойном национальном регионе, как Северный Кавказ, без привлечения местного населения обойтись было невозможно.)

Именно в составе милиционных формирований кавказцы участвовали в военных действиях Российской империи. В последнюю русско-турецкую войну (1877–1878 гг.) была выставлена 251 сотня преимущественно конной милиции, в числе 37 921 нижнего чина и 997 штаб- и обер-офицеров. «Широко пользуясь как во время Кавказской, так и при внешних войнах милициями, высшая в крае власть сознавала необходимость придать им правильное устройство и стремилась к созданию, по крайней мере, кадров для частей, призываемых только на военное время. В этих видах учреждены были постоянные милиционные пешие дружины, Грузинская и Гурийская, и конно-иррегулярные полки, Дагестанский и Кутаисский, и постоянные милиции — Дагестанская, Терская, Кубанская и другие» [396].

Однако попытки создания милиционных формирований не всегда были успешными. Вот как описывали современники связанные с этим события периода революции 1905 г.

«В памятную всем осень 1905 года <���…> стали доходить тревожные слухи о каких-то сборищах, столкновениях; часто стало слышно, что кого-нибудь убили, где-нибудь был наглый грабеж. С базаров через прислугу передавались нелепые, но волнующие толки, будто везде говорят, что “скоро, скоро, и мы свое возьмем”, что туземцы поговаривают, как надо “всем русским голова долой”, и т. п. При встречах со знакомыми каждый спешил поделиться своими страхами и впечатлениями, раздув и преувеличив то, что слышал, до небывалых размеров. Пугали друг друга то поголовным избиением интеллигенции, то ингушами, которые будто бы собираются поджечь Владикавказ со всех концов и потом разграбить его.

Слухи шли дальше, росли, распространялись, невольно наводя страх даже на самых спокойных и уравновешенных людей. Местные слухи, присоединяясь к давно шедшим со всех сторон известиям о бунтах и забастовках, казались еще вероятнее и страшнее. Владикавказ, окруженный такими милыми соседями, как туземцы, и всегда-то был не обеспечен от их покушений на самое дерзкое воровство, которое при случае сопровождалось и убийствами. <���…> Теперь же наглость разбойников стала превышать всякую меру, и население было совсем терроризовано постоянными, участившимися до невозможности грабежами и разбоями. <���…>

<���…> Все правительственные и общественные учреждения усиленно охранялись войсками, на всех мостах и въездных дорогах стояли дозором роты Апшеронского полка. Командующий войсками запретил въезд конных от сумерек до рассвета во Владикавказе, Грозном, Воздвиженке и Хасав-Юрте, а также издал распоряжение о воспрещении туземцам носить и хранить оружие во всех прилегающих округах. Несмотря на это, дня не проходило без убийств и ограблений, и у всех туземцев было оружие. Надо сказать, что мера эта применялась в области не в первый раз и никогда не достигала цели, потому что туземцы очень изобретательны насчет способов хранения запрещенных им берданок и трехлинеек, без которых каждый из них считает себя не человеком.

Наконец вечное и ежеминутное ожидание нападений сделало положение горожан невыносимым. Заговорили о том, что единственная возможность успокоения трепещущих от страха обывательских душ — это раздача оружия для самозащиты, и администрация наша вняла гласу народа. Вооружили ночных сторожей и населению тоже стали раздавать добытое откуда-то оружие. Теперь по утрам можно было встретить на бульварах кучки баб и мастеровых, которые шли из полиции и несли какие-то удивительные ружья с короткими желтыми ложами и ржавые револьверы старого образца. Это полиция наша, не видя возможности защитить всех и каждого, раздавала желающим утешение.

Это всеобщее вооружение сейчас же возбудило взаимное недоверие различных обособленных частей города и породило, кажется, еще больший страх. Вооруженное население стало теперь еще больше бояться друг друга, чем тогда, когда все были с голыми руками. <���…>

Все это, вместе взятое, разбудило наконец даже сонных отцов нашего города, и они вздумали со своей стороны проявить кое-какую деятельность. Собрали в городской думе экстренное заседание для рассмотрения вопроса об организации охраны, для которой войск уже совершенно не хватало. Долго советовались мудрые старейшины и, расхрабрившись со страху, постановили, не медля ни минуты, учредить городскую милицию, не обращаясь за позволением к высшей власти. Уступка законности была, однако, сделана: наместнику, графу Воронцову-Дашкову [397], послана была телеграмма, в которой испрашивалось только одобрение главы края этому нововведению.