Александр Борисов - Три века российской полиции

После упразднения Министерства полиции уровень самостоятельности полицейских учреждений начал снижаться. Был взят курс на укрепление связей полиции (а точнее — на подчинение) с местными органами общей компетенции. В конце ноября 1819 г. именным указом запрещалось «полицеймейстерам, городничим и земским исправникам чинить донесения о происшествиях прямо министру внутренних дел, без посредства местного начальства» [112].

Состояние правопорядка в стране во многом зависит от эффективности деятельности низовых органов полиции. В рассматриваемый период для их укрепления принимались определенные меры. Некоторые из них оказались жизненными, прошли проверку временем и полицейской практикой. Многие начинания зарождались в столицах. В силу особого положения столиц в них раньше выявлялись потребности модернизации полиции и предпринимались соответствующие меры, которые позже распространялись на другие города Российской империи.

В 1804 г. петербургская полиция была разделена на «внутреннюю» и «внешнюю» части. Во «внутреннюю» часть входили управы благочиния, также в ее рамках работали частные приставы и квартальные надзиратели, исполнявшие распоряжения городских властей и «судебных мест», производившие следствие по разного рода делам, контролировавшие деятельность торговых заведений и соблюдение паспортного режима. «Внешняя» часть представляла собой, по существу, специализированную наружную службу, не связанную рамками полицейской части, квартала. В задачи «внешней» части входило патрулирование по городу и поддержание порядка. Несли эту службу полицеймейстеры и находившиеся в их подчинении полицейские команды, а также команда ночной и пожарной стражи. Общее руководство частями осуществлял обер-полицеймейстер.

По представлению военного губернатора Санкт-Петербурга в 1808 г. указом императора «для производства следствий по разным частям города» были учреждены четыре должности следственных приставов с письмоводителями при них.

Реорганизация московской полиции проходила с учетом большой территории города, традиционных связей с ближайшими деревнями. Было признано целесообразным усилить взаимодействие городской и уездной полиции, с предоставлением городской полиции права действовать в уезде без оглядки на уездного исправника. Согласно указу 1806 г. «О соединении московской градской полиции с земскою», Московский уезд «в полицейском отношении» разделялся на шесть «станов», непосредственно примыкавших к городу. В каждый стан из числа городских квартальных надзирателей назначался становой пристав, который хотя и подчинялся капитан-исправнику, но в своем стане должен был выполнять все распоряжения городской полиции. Компетенции регламентировались следующим образом: «Действие московской градской полиции в случае поисков и преследования виновных не пресекать городской чертою, но продолжать до первого стана земской полиции, коего пристав обязан принимать деятельнейшие меры и удовлетворять требованиям градской полиции, не ожидая предписания земского начальника».

В Санкт-Петербурге для «удобства в полицейском отношении» ближние села присоединялись на правах квартала к соответствующим частям города, подчиняясь частному приставу. В 1824 г. все «населенные места», примыкавшие к городу, вошли в состав отдельного полицейского участка.

Из материалов Комитета министров видно, что подчас приходилось внушать полиции, чтобы та «при преследовании разбойников и воров» «не останавливалась границами уезда своей губернии». Этот вопрос несколько раз обсуждался и в Сенате. Вот один из примеров. В 1819 г. на конвойную инвалидную команду, сопровождавшую арестантов, было совершено вооруженное нападение с целью освободить преступников. Личность одного из нападавших удалось установить. Поскольку о столь вопиющем случае стало известно императору, тот распорядился преступника разыскать и покарать. И тут возникли препятствия. В указе, изданном Сенатом, говорилось: «Сия монаршая воля тогда же объявлена тверскому губернатору, который донес, что от него предписано о сем калязинскому и корчевскому исправникам; но поелику Березин, как известно уже, имеет пристанище в Дмитровском уезде, а в Калязинском и Корчевском бывает только набегами, то за всеми прежде сего принятыми мерами к поимке его встречается в том затруднение», так как Дмитровский уезд находился в Московской губернии.

Министр внутренних дел обратился в Комитет министров и Сенат с просьбой о том, чтобы были отданы необходимые распоряжения местным властям. Как оказалось, правовые основы для разрешения данной проблемы действительно существовали. Согласно статье 427 «Учреждений для управления губерний Всероссийской империи» 1775 г., земские исправники и заседатели могли преследовать воров, разбойников и беглых и за пределами своих уездов, «извещая о том немедленно» исправников тех уездов, где предположительно находились преступники, причем преследование разрешалось проводить до тех пор, пока «местный исправник» не «примется за оное». Однако почти полувековая практика ввела свои порядки: «Земские комиссары, или заседатели, преследуя разбойников или беглых, нередко останавливаются в преследовании, коль скоро достигают границы другого уезда, а особливо принадлежащего к другой губернии, полагая, что в противном случае нарушилось бы некоторым образом достоинство начальства». По этой причине и требовалось в очередной раз разъяснить местным органам порядок проведения розыскных и следственных действий на территории других административно-территориальных единиц.

В октябре 1809 г. по инициативе МВД в Санкт-Петербурге, а затем и в Москве была учреждена Контора адресов (с 1838 г. — Адресная экспедиция). Данная мера объяснялась необходимостью «привесть в известность многочисленный класс людей, отправляющих разные должности в частных домах <���…> по найму или другим условиям». В Положении о Конторе адресов говорилось, что она является отделением полиции, где следует регистрировать («записывать») работающих по найму. Штат конторы был небольшим: два управителя (один из них иностранец либо русский, свободно владевший французским, немецким, итальянским и английским языками), два секретаря, два переводчика, казначей и четыре писаря. Создание конторы не только отражало широко распространенную практику (даже моду) приглашения иностранных специалистов, но и являлось действенной мерой укрепления государственной безопасности, на правленной на борьбу со шпионажем. В 1810 г. в санкт-петербургской Конторе адресов было образовано иностранное отделение.

В августе 1810 г. министр полиции А. Д. Балашов докладывал Александру I о приобретении за 75 тысяч рублей у полковника Путятина каменного дома, в котором намечалось разместить обер-полицеймейстера, а ранее занимаемое обер-полицеймейстером помещение было отведено адресной конторе [113].