Александр Борисов - Три века российской полиции

Контора работала каждый день, с 8-00 до 14–00. Подлежащие регистрации лица представляли паспорт (вид на жительство или другой документ, удостоверяющий личность), сообщали фамилию, имя, отчество, время прибытия в столицу, сословие, к которому принадлежали, место жительства и род занятий. Все данные заносились в адресную книгу. В первом разделе регистрировались «разного рода люди, какие-либо должности по условиям в частных домах отправляющие», во втором — слуги и рабочие, «в частных домах служащие».

С. А. Кокошкин, с. — петербургский обер-полицеймейстер в 1830–1847 гг.

Весьма эффективной полицейско-профилактической мерой стала практика изъятия адресными конторами паспортов и других документов, удостоверяющих личность, и выдача вместо них билетов на жительство (адресных билетов) разной формы (в зависимости от категории регистрируемых).

Билет на жительство был действителен только на срок действия паспорта, поэтому владельцы билетов должны были каждый раз заблаговременно обращаться в контору «о возвращении им паспортов для обновления», которое производилось обычным порядком. При перемене места работы или места жительства каждый записанный в конторе должен был являться для получения нового билета. Билет на жительство являлся для владельца «одобрительным свидетельством». Принимать кого-либо на работу без такого билета запрещалось. Нарушившим этот запрет грозил штраф в размере двух рублей за каждый день работы. Лиц, не имевших билетов на жительство, полиция высылала из города. Потерявший билет должен был в течение суток заявить об этом в адресную контору, которая выдавала новый, а об утере за счет виновного делалась публикация в газете. При выезде из столицы билет на жительство возвращался в контору, а взамен его выдавался удостоверяющий личность документ, оставленный при получении билета. Подобные меры повышали уровень полицейского контроля. Военный губернатор Санкт-Петербурга был обязан не менее трех раз в год проводить внезапные проверки конторы.

Весьма показательно следующее: книга регистрации признавалась публичным (официальным) актом, и для ознакомления с ней допускались «особы, имеющие надобности в сведении о разных людях».

Некоторое послабление в порядке регистрации последовало летом 1816 г. Указом определялась сравнительно небольшая по численности группа рабочего люда, представители которой могли не заявлять о себе в адресной конторе, и люди, стряпчеством занимающиеся; но «временно здесь жительство иметь по одним только законным паспортам или покормежным, засвидетельствованным в Управе благочиния, без всякого платежа» [114]. Послаблением можно назвать и введенную чуть позже обязанность продлевать билет не дважды, а один раз в год.

Создание адресных контор само по себе не могло решить проблему недопущения в столицы «нежелательных элементов». Этому есть убедительные свидетельства. Московский обер-полицеймейстер А. С. Шульгин в 1818 г. подписал весьма интересный документ. «Стараясь изыскать ближайшие причины на счет непорядков в простом народе со стороны худой нравственности и поведения, я нахожу, что таковая испорченность происходит большею частию от влияния посторонних обстоятельств. Столица есть, так сказать, точка, куда всякого состояния люди стекаются из разных губерний для бесчисленных видов.

В числе таковых стекающихся сюда людей отставные и исключенные за дурное поведение и пороки из разных присутственных мест приказные и чиновники, как статские, так и военные чины имеющие. Находясь здесь в совершенной праздности и не имея ни родства, ни состояния, ни постоянного пристанища, ни способов к занятиям, свойственным благородному человеку, лишь только стараются наполнять собою трактиры, герберги, харчевни, кабаки и прочие места и, ведя жизнь пьяную, развратную, изыскивают разные способы проживать на счет простого народа, занимаясь то сочинением разных просьб и жалоб, кои по большей части бывают выдуманы и несправедливы, то выдают разные нелепые новости и толкуют в противную сторону самые даже постановления правительства, вселяя сим подобный же буйственный дух в простом народе, рассеивающем разные таковые вредные нелепости и в других губерниях.

Многие из сих праздношатающихся пришельцев за пьянство и разные пороки и шалости, нарушающие в городе общее спокойствие, были в приводах по Управе благочиния, и хотя отпускаемы были, дабы шли в свои губернии, но, сделав привычку к праздной здесь жизни, возвращались обратно, ведя прежнюю пьяную, праздную и безобразную жизнь в столице. Желая водворить, сколь возможно, спокойствие в столице и вместе с сим прекратить вредное празднословие людей, развращающих добрую нравственность в простом народе, и не осмеливаясь сам собою на счет их сделать какое-либо распоряжение, я представляю о сем начальственному Вашего Сиятельства (генерал-губернатору. — Авт. ) благоуважению, испрашивая, не благоугодно ли будет всех подобных праздношатающихся людей удалить отсюда в те места и губернии, где кому по рождению ли их, или же по другим обстоятельствам окажется быть приличнее».

Полицеймейстер, 1849 г.

Не менее интересна и реакция генерал-губернатора А. П. Тормасова, наложившего на доклад обер-полицеймейстера такую резолюцию: «Прежде нежели удалить из столицы праздношатающихся людей, я желаю иметь список им с показанием имен, фамилий, чинов, лет, где служили и за какой порок исключены из службы, объясняя при том, имеют ли здесь домы и родственников, а между тем усугубить за ними надзор полиции, чтоб удалить того из них, кто здесь заслужит сие наказание, ибо иной мог быть выключен из службы безвинно, притом и то должно иметь в виду, что люди еще больше вредны будут обществу в других малых городах и селениях, где меньше будет за ними надзор и где они удобнее могут укрываться и внушать другим свои развратные правила» [115].

Указ Правительствующему Сенату об уничтожении орудий пытки; 9 февраля 1827 г.

Из представленного нам на утверждение мнения Государственного совета по делу о служилом сотнике войска Донскаго Григории Левицком, сужденном за истязание малороссиянина Климова, усмотрели мы, что Климов посажен был Левицким в станичной избе в какую-то неподвижную колоду, каковаго рода колоды узаконениями не допускаются и потому быть не должны. А как таковый произвольный способ содержать в неподвижных колодах арестантов есть не что иное, как род пытки, — из дела же видно, что Климов от последствий сей пытки умер: событье ужасное и доказывающее совершенное небрежение местного начальства об отвращении жестокостей, — то по сему обстоятельству повелеваем Правительствующему Сенату наистрожайше подтвердить повсеместно, дабы никто и нигде не осмеливался, под предлогом удержания отдаваемых под стражу лиц от побегов, изобретать и употреблять иных способов наказания или содержания, кроме тех, какие в узаконениях определены; сверх того предписать начальникам губерний, чтоб по осмотре повсюду мест, где содержатся арестанты, если окажутся еще где подобные орудия, то их истребить, под личною, в противном случае, ответственностью гражданских губернаторов и губернских прокуроров.