Александр Борисов - Три века российской полиции

(Инструкция полицейским надзирателям при Отделении по охранению общественной безопасности и порядка в Москве. — М., 1897. — С. 3–14.)

Городовой и дворцовый гренадер в Кремле, 1900 г.

Деятельность полиции по надзору усилилась после издания в 1881 г. «Положения о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия», которое запрещало «всякие народные общественные и частные собрания» (§ 16). В развитие данного документа были изданы два ведомственных акта Министерства внутренних дел — «Положение о полицейском надзоре» от 12 марта 1882 г. и секретное «Положение о негласном полицейском надзоре» от 1 марта 1882 г.

Гласный полицейский надзор мог устанавливаться в административном порядке как в местах «водворения» (административной ссылки) лиц, так и по месту их постоянного жительства. Гласный надзор возлагался на общую полицию, которая имела право входить в квартиры поднадзорных в любое время, производить обыски, просматривать корреспонденцию (если поднадзорный был лишен права непосредственного ее получения), давать разрешения на отлучку с места жительства.

Негласный (секретный) надзор осуществлялся жандармерией и общей полицией за «лицами сомнительной политической благонадежности». В соответствии с циркуляром Министерства внутренних дел от 9 апреля 1882 г. в обязательном порядке надзор устанавливался за студентами, исключенными из высших учебных заведений «за невзнос платы за слушания лекций и по неодобрительному поведению», а также за лицами (на один год), которые освобождались от гласного надзора.

В ходе реформ 1860–1870-х гг. полиция была освобождена от значительного числа хозяйственно-распорядительных функций (но, как увидим, далеко не от всех), но ее участие в предварительном расследовании было ограничено проведением дознания. Лишение полиции права предварительного следствия обусловливалось низким общеобразовательным и профессиональным уровнем кадров. К середине века проблема качества расследований встала со всей остротой. Предпринимались попытки разрешить ее организационными мерами, в частности усилением надзора со стороны прокуратуры. Так, в конце 1853 г. был издан указ о назначении для надзора за столичной полицией товарища с. — петербургского прокурора и 13 стряпчих полицейских дел. Стряпчим вменялось в обязанность «участвовать каждый раз со следственными и исполнительными приставами в составлении актов о заключении под стражу обвиняемых и освобождении их от оной». Акты эти, чтобы не допускать «накопления арестантов и напрасного оставления их под стражею», следовало составлять не позже следующего дня по задержании, а после оформления бумаги направлялись в Управу благочиния, где рассматривались совместно с товарищем прокурора [240]. Из этого документа ясно, какими были наиболее типичные и распространенные ошибки (или злоупотребления) полиции, болезненно нарушавшие права населения России.

Ограничение полномочий полиции проведением дознаний не привело к коренному улучшению ее деятельности в сфере расследования преступлений. В 1863 г. генерал-адъютант Н. А. Огарев, «обозревавший» по поручению императора ряд губерний, сообщил «о дурном производстве полициями дознаний» в Рязанской, Тамбовской, Пензенской, Саратовской, Симбирской и Нижегородской губерниях. Монарх повелел всем судам строжайшим образом проверить полноту и правильность произведенных дознаний и обо всех выявленных упущениях немедленно сообщать в губернские правления, а последним — строжайше взыскивать с оказавшихся виновными чинов полиции [241]. [242]

Устав уголовного судопроизводства 1864 г. закреплял в качестве главной обязанности полиции оказывать помощь судебным следователям, которые вели расследования по основной массе уголовных дел.

Закон устанавливал, что во всех случаях, связанных с фактом преступления, полиция должна немедленно сообщать судебному следователю, принимая меры для сохранения следов преступления, но не действуя самостоятельно. По своему усмотрению можно было принимать меры только в определенных случаях. Последние предусматривались в статьях 257 и 258 Устава уголовного судопроизводства и сводились к следующему: 1) когда преступник застигнут на месте преступления и факт преступления очевиден («найдены будут явные следы преступления»); 2) когда на месте происшествия необходимо проведение процессуальных действий, не терпящих отлагательства, иначе «следы преступлений могли бы изгладиться» (осмотры, освидетельствования, обыски, выемки). Однако и при этом «формальных допросов ни обвиняемым, ни свидетелям полиция не делает, разве бы кто-либо из них оказался тяжко больным и представлялось опасение, что он умрет до прибытия следователя» [243].

Подобные вспомогательные функции возлагались и на полицейских урядников. В тех случаях, когда урядники получали сведения о совершении преступления, прежде всего они должны были донести об этом становому приставу, судебному следователю и товарищу прокурора окружного суда. До прибытия кого-либо из них урядники обязывались производить дознание, руководствуясь указанными выше статьями Устава уголовного судопроизводства. Правда, следует отметить, что на урядников возлагались определенные функции в проведении оперативно-розыскных мер. Так, им предписывалось собирать «необходимые сведения негласно, пользуясь близким знанием жителей своего участка и местности, стараясь не возбудить никакого подозрения или недоверия» [244]. Принимавшиеся меры, по оценке Министерства внутренних дел, давали должный эффект.

Как видим, состояние полицейского аппарата в 60-е гг. XIX в. было далеко не адекватно состоянию и уровню преступности в стране. Не случайно Н. Селиванов, один из юристов того времени, писал: «Раз между окончанием преступления и началом действительного розыска протек сравнительно большой промежуток времени, очевидность доказательств исчезает, является туманная область гадательных предположений, и в 9 из 10 случаев приходится довольствоваться упованием, что виновные подвергнутся каре Божьей, а дело сдать в архив» [245].

Извлечения из Циркуляра МВД от 25 июня 1880 г.

<���…> Конокрадство искони составляло страшный бич нашего сельского быта. Постоянные заботы правительства о принятии мер к уменьшению этого зла сами по себе ясно свидетельствуют, что зло это существенно препятствует развитию народного благосостояния. Насколько конокрадство глубоко пустило корни в нашей сельской жизни, насколько вреда оно приносит ежегодно сельскому хозяйству — доказывается массою заявлений, какие поступали в Министерство, как от частных лиц, так и от общественных (земских) учреждений, о необходимости безотлагательного принятия решительных мер к искоренению этого преступления. Заявления эти, ввиду сознанной правительством необходимости бороться с этим злом легальным путем, за отсутствием к тому на местах должных средств неоднократно служили поводом к испрошению Высочайших разрешений на принятие особых мер против лиц, заподозренных сельскими обществами или администрациею в конокрадстве.