Гай Аноним - После Рима. Книга вторая. Anno Domini 430-800

О дипломатических отношениях между Аттилой и Константино­полем мы знаем довольно много, причем из достоверного перво­источника — записей Приска Панийского, историка и участника множества важных переговоров. Записи эти дошли до нас лишь в отрывках, за которые историки воздают хвалу византийско­му императору Константину VII Порфирогенету (родился в 905 году). Этот монарх создал свод трудов античности из 23 книг. Увы, из них сохранились лишь четыре, в том числе отрывки из работ профессионального дипломата Приска Панийского, без которых мы почти ничего не знали бы о бесписьменных гуннах и об Аттиле.

О самом Приске Панийском известно немного. Он родился во Фракии, в городке Пания на северном берегу Мраморного моря, и был ритором и софистом, то есть преподавателем ораторского искусства. Помимо миссии к гуннам в 449 году, он через год или два находится в Риме, где участвует в переговорах с неким франк­ским риксом, которого дряхлеющая Западная Римская империя поддерживает против его старшего брата, союзника Аттилы.

Приск не говорит о своих задачах при посольстве. Знал ли он о двойном характере миссии 449 года? Официально — нет, а тай­но — очень возможно, что да. Ведь хорошо подготовленное по­сольство должно иметь инструкции для любой ситуации, и тем более для ситуации внезапной смены власти. Но, разумеется, в своих записках он говорит лишь о дипломатической части мис­сии. Через посольство империя надеялась убедить Аттилу не на­рушать мирные договоры, уладить проблему гуннских перебеж­чиков и отговорить гуннов от создания своего рода санитарного кордона на землях к югу от Дуная шириной в пять дней пути. Жи­телей этих земель гунны требовали эвакуировать.

Путешествовать по Римской империи было непросто и в мир­ное время. Для официальных лиц высоких рангов эта задача упрощалась: они могли пользоваться cursus publicus, то есть до­рожными станциями, которые содержало государство. Никаких лишних удобств на этих станциях не было, но они предоставляли крышу над головой, очаг, а также возможность купить и приго­товить еду, а для животных — корм или выпас. 350 миль от Кон­стантинополя посольство преодолело за две недели пути.

Посольский караван был длинным. Римляне ехали верхом или в двуколках. В повозках с грузами везли необходимые вещи, от палаток до письменных принадлежностей и от постелей до мел­кой мебели, — все, чего нельзя было достать в пути по опусто­шенной стране: посуду, запасы одежды и обуви, вино и съестные припасы. Отдельно везли вещи прислуги, рабов и охраны. И, раз­умеется, послы обязаны были доставить дары Аттиле и его при­ближенным.

Приск сообщает, что по дороге порой было трудно выбрать место стоянки: города были безлюдны и разрушены, а поля по­крыты человеческими костями. Таков был жуткий результат пре­бывания гуннов на Балканах.

По дороге у стоящей под императорскими орлами армии по­сольство забрало пятерых из семнадцати перебежчиков, которых следовало доставить Аттиле. Их ждала жуткая смерть — тради­ционное для гуннов посажение на кол...

Ранее в Константинополе в том же 449 году побывали послы Аттилы Эдикон и Орест. (Запомним эти имена: Эдикон и Орест про­пахали глубокий, незаживающий след в истории Римской им­перии.) По рождению Эдикон был то ли скифом, то ли гунном, одно время он командовал гвардией Аттилы и был отцом Одоа-кра, с которым мы еще не раз встретимся. Орест, один из главных советников Аттилы, когда-то состоял на римской службе в Паннонии, затем перешел к варварам, сколотил себе состояние... его сын Ромул стал последним из западных императоров.

В Константинополь эти двое явились для передачи предложе­ний Аттилы, оскорбительных и попахивающих шантажом: вся местность к югу от Дуная, вплоть до Ниша, считается гуннской, впредь Феодосии II посылает ко двору гуннов только самых знат­ных и высокопоставленных лиц, и все перебежчики должны быть выданы. Иначе — война.

Эдикона в Константинополе принимал евнух Хрисафий. Он «... сказал Эдикону, что если он по приезде в Скифию убьет Аттилу, и воротится к римлянам, то будет жить в счастии и иметь великое богатство. Эдикон обещался и сказал, что на такое депо нужно денег немного — только пятьдесят литр золота, для раз­дачи состоящим под начальством его людям, для того, чтобы они вполне содействовали ему в нападении на Аттилу». Сноситься и передавать деньги условились через переводчика Вигилу.

Именно Эдикон был центральным лицом посольства, а не «официальные лица», которые, якобы сами того не зная, стали его прикрытием. И главной задачей посольства были не перего­воры, а убийство гуннского вождя!

Не доверяя Константинополю, Эдикон отстал от посольства и сообщил Аттиле о готовящемся на него покушении. Ничего удивительного, что в гуннском лагере послов приняли неласко­во. О приеме у Аттилы пришлось просить долго, с унижения­ми и взятками. Аттила бушевал, требовал немедленного возвра­щения всех беглецов и отъезда посольства, но затем успокоился и лишь настоял на отъезде только одного Вигилы.

Переводчик ничего не заподозрил. Эдикон уверил его, что ис­полнит план Хрисафия и что Вигила должен вернуться в Констан­тинополь за деньгами.

Аттила, вероятно, хорошо позабавился. Он распорядился не продавать римлянам ничего, кроме еды и питья, — ни коней, ни других животных, ни рабов, ни выкупать пленников. Когда ставка вождя гуннов снялась с места, посольство потащилось за ним... Приск описывает непогоду, переправу через болота на плотах, а через реку в лодках-долбленках, просяную кашу (больше есть было нечего), бурю, уничтожившую их лагерь, и добросердечную вдову Бледы, приютившую измотанных дипломатов.

Так они шли семь дней, пока не наткнулись на другое посоль­ство — представителей императора Запада Валентиниана III. Те ехали выручать у Аттилы драгоценную церковную утварь, кото­рую присвоил гуннский «министр» по имени Констанций.

Представьте: в деревушке у гиблого болота послы двух импе­раторов, Запада и Востока, Константинополя и Равенны, сидят и ждут проезда Аттилы, потому что по гуннскому этикету им по­зволено ехать только в хвосте каравана. Какое унижение!

Приск обстоятельно описывает гуннскую столицу, украшен­ный башнями деревянный дворец на сваях, пристроенную к нему каменную римскую баню, прием у любимой жены Аттилы. Шли дни, длились пиры и разговоры, мастерски описанные Приском, а послам ничего не удавалось добиться.

Впавшее в отчаяние посольство решило уезжать. Аттила, толь­ко что узнавший о скором возвращении Вигилы из Константи­нополя и тайно убедившийся в непричастности послов к заго­вору, согласился отпустить их и — стандартный гуннский жест вежливости — преподнес им множество подарков. На обратном пути посланники видели казнь римского лазутчика, затем пере­бежчиков и римских пленников, посаженных на кол, — таково было напутствие Аттилы римским послам в дорогу. Недалеко от Дуная послы встретили Вигилу. Он вез с собой сына, вез прямо в руки Аттилы! Гунны из «посольской охраны» обыскали Виги­лу и нашли золото — вдвое больше золота, чем обещали в Кон­стантинополе Эдикону. На переводчика надавили, и он признался в заговоре. Слова Вигилы совпали с рассказом Эдикона, и Атти-ла пощадил сына этого незадачливого заговорщика, отослав того в Константинополь (Вигила остался в цепях) в компании двух своих послов.