Раев Марк - Понять дореволюционную Россию. Государство и общество в Российской Империи

164

художественной (или литературной) и умственной жизни только в своем кругу, среди членов этих кружков. Молодость участников, их склонность к умилению, во многом заимствованная у модных в Западной Европе сентиментализма и романтизма, делала эти кружки средоточием задушевной близости и любовной дружбы, которые играли главную роль в становлении личности их членов. Кружок вскормил самых развитых представителей русского юношества, здесь они открывали свои этические и интеллектуальные принципы, отсюда почерпнули свои духовные и социальные идеалы. Эти столь же личные, сколько духовно-нравственные привилегии имели, несомненно, и свою дурную сторону, приводя к изоляции и замыканию в себе. Участвуя в таких кружках, молодые люди оставались отрезанными и отчужденными от русского общества; все в них восставало против забот материального порядка и официальных сторон жизни страны. Отъединяясь, замыкаясь в своем кругу, они все еще были не в состоянии выполнять конструктивную и динамичную роль в развитии общества. Критикуя недостатки системы и протестуя против несправедливостей окружающей жизни, они проявляли высокое моральное достоинство и могли служить примером. Но, за редкими исключениями, они не сумели влиться в общественную жизнь и жили в замкнутом мире творческой мысли, легко впадая в соблазн идеологии, то есть выработки словесной реальности, которая заменяла действительную и которую они принимали за единственно возможную.

С другой стороны, кружки распространяли новейшие европейские формы мысли и духа. Так в начале XIX века государство перестало быть единственным носителем западных идей, концепций и методов и потеряло монополию, которой обладало со времен Петра Великого. Отбор и

165

приятие этих пришедших с Запада идей стало впредь делом кружков. Неудивительно, что в 1800-1820 годах это идеалистическое юношество, укрепившееся в своей духовной изоляции, было особенно восприимчиво к романтическим чувствам и идеям, а в двадцатых-тридцатых годах XIX века увлеклось метафизикой, эстетикой и философией истории, с их гностическими стремлениями, порожденными немецкой натурфилософией и философским идеализмом. Французский рационализм и английский эмпиризм остались на заднем плане интересов, забот и увлечений этой молодежи; по социально-психологическим причинам в течение всего XIX века каждая очередная молодая русская элита неустанно пребывала в состоянии увлеченности, завороженности приходившими из Германии историографией, философской антропологией и Wissenschaftslehre. Но до тридцатых годов, подчеркнем, кружки не ставили идеологических целей, они просто служили духовно-эстетическому обогащению своих членов и тем способствовали творческому кипению умственной жизни в России, вне рамок государственной службы и двора.

ЖИЗНЬ ОБЩЕСТВА

Интеллектуальные круги сплачивались в горниле жизни общества - в частности, светской жизни. Она перестала быть привилегией высшего общества, избавилась от условностей этикета. В XVIII веке светская жизнь протекала при дворе, в официальных резиденциях влиятельных сановников, реже на местах постоев полков,' после 1775 года - во время губернских дворянских выборов. С приходом к власти Александра I она становится.' частной - впредь она будет протекать в частных салонах или клубах (например, в Английском клубе в Москве и Санкт-Петербурге).

166

Для многих клуб был просто поводом развлечься (здесь играли в карты, танцевали и т. п.), но он объединил и людей с более возвышенными умственными стремлениями. Так, Чаадаев был завсегдатаем московского Английского клуба, где устраивал приемы. Клуб был местом обмена идеями и сведениями о том, что происходит в литературе и искусстве, в нем можно было встретить знаменитых путешественников. Вновь разрешенные Александром I масонские ложи, помимо благотворительной деятельности, которая уже не была их основным занятием, как в XVIII веке, становятся местами конфиденциальных встреч, привлекая представителей светского общества, стремившихся высказать нравственную и социальную критику по адресу существующего строя. Вернувшись с полей сражений 1812-1815 годов, молодые офицеры по примеру Тугендбунда пытаются основать в гарнизонных городах и столицах дружеские общества, цель которых - подготовить своих членов к принесению общественной пользы в духе, сходном с духом дружеских объединений Новикова в XVIII веке. Короче говоря, принимая все более разносторонние формы, жизнь общества откалывается от правительственного establishment'а: представители светского общества состоят в различных объединениях и выполняют в них различные функции. Все способствует созданию гражданского общества, отделенного от правительства и двора; институциональные рамки, в которых протекает жизнь общества, позволяют ему осознать общность своих интересов и интеллектуальное родство и добиваться активной роли в открытой общественной жизни империи.

167

Война с Наполеоном была решающим фактором, так сказать, катализатором, который позволил гражданскому обществу проявиться и укрепиться. Патриотический порыв, поднявший дворянство, в первую очередь провинциальное, и призыв императора делом и достоянием участвовать в борьбе с захватчиком объединили дворянство в общем деле, в рьяном стремлении активно содействовать спасению родины. Многие пошли в армию добровольцами и в этом заново открыли для себя общественную пользу и общественное призвание. Другие постарались принести пользу, собирая из своих крестьян народное ополчение и командуя им или же организуя обозы и мешая снабжению захватчика.

Еще более важным для светских юношей стал тот факт, что они обнаружили общность своих интеллектуально-художественных интересов и культуры, даже при различии уровня знаний. Если верить дневнику А. Чичерина, впервые эти молодые люди осознали, что не каждый из них в одиночку стремится к активной духовной жизни и самопожертвованию на благо родины 4. Война дала им возможность выйти из своей провинциальной, школярской изоляции и завязать контакт с себе подобными. Тем, кто выжил (к несчастью, с Чичериным судьба распорядилась иначе), дружба, выкованная на поле брани, дала стимул создавать клубы и общества и стремиться к общественно-полезной деятельности. Эта деятельность привела гражданское общество в движение и способствовала прояснению его сознания после 1815 года. Небезынтересно отметить (основываясь на воспоминаниях Ф. фон Шуберта 5), что представители двуязычной и "двукультурной" элиты из экономических и бюрократических русско-немецких кругов Санкт-Петербурга тоже сделали подобное открытие. Благодаря этому окрепли их связи с русским высшим обществом и верность империи.