Жан Тюлар - Мюрат или Пробуждение нации

Хотя Мюрат выказал желание вернуться во Францию, приказ Бонапарта приковал его к Милану. Необходимо подготовить ассамблею делегатов Цизальпинской республики, призванную одобрить новую конституцию. Замысел этот исходил от Мельци.

Граф Франческо Мельци д'Эриль при австрийском владычестве был причастен к управлению Миланом. Замеченный Бонапартом во время первой Итальянской кампании, он сделался его доверенным лицом. «Обширная ученость, знание людей, умение ими управлять и влиять на них, подвижный и упорядоченный ум, его ломбардское здравомыслие ставили его в ряд самых одаренных и решительных людей Италии» [111] A. Fugier , op. cit ., p. 113. .

Местом заседания ассамблеи, состоящей из 491 депутата, Мельци наметил Лион. Но надо было подготовить выборы и отослать депутатов во Францию. Мюрат действовал ловко, создав видимость свободы составления депутатских бюллетеней, часто прибегая к помощи клира (благодаря ранее налаженным связям с архиепископом Милана Висконти), чтобы склонить строптивых на свою сторону. Переход через Мон-Сени, на этот раз в обратном направлении, снова оказался очень трудным. Стоял декабрь. Во время путешествия погиб депутат от Мантуи; Висконти умер, добравшись до Лиона. Но Консульта оказалась в конце концов крупной победой. Она завершилась 26 января 1802 года, приняв предложение Бонапарта: Цизальпинская республика превращалась в Римскую республику — знаменательное переименование, многообещающее для будущего всего полуострова.

Консульта дала повод Мюрату осознать, сколько надежд в Италии было связано с французской интервенцией: невозможное воссоединение страны, о котором мечтал еще Чезаре Борджа, казалось, обретало плоть.

Думал ли об этом Мюрат, пока замирение с Англией обрекало его на вынужденный отдых? Это маловероятно. Между тем он вступил в конфликт с Мельци, который стал вице-президентом новой республики и уж непременно подумывал о том же самом. В действительности же дело было больше в соперничестве влияний, чем в столкновении идеологий. Мюрат без конца жалуется на своего соперника Первому Консулу. Кто будет осуществлять власть в отсутствие Бонапарта?

В письме от 13 декабря 1802 года Мюрат составляет настоящее обвинительное заключение против Мельци вроде того, что он некогда сочинил о действиях Брюна. В нем Мельци выглядит скрытным, мрачным, властным и завистливым человеком, не терпящим никакого соперничества. В другом письме, тоже к Бонапарту, Мюрат утверждает: «Я по видимости нахожусь в наилучших отношениях с Мельци; я делаю все возможное, чтобы убедить его следовать намерениям вашего правления. Он же мне противоречит, говоря: «Здесь общественные настроения — это все; их трудно поворотить на нужную дорогу так же быстро, как во Франции». Так почему же они столь быстро поспешают в противоположном направлении?» [112] Lettres et documents … op. cit ., t. II, p. 313. . Намек как нельзя более коварный.

Мюрат, впрочем, не остановился и перед тем, чтобы учредить за Мельци наблюдение, прибегнув к услугам некоего Леки, брата прекрасной графини Герарди, которую считали любовницей генерала. Так было обнаружено дело, участие в котором Мюрат пытался вменить в вину Мельци. В начале 1803 года капитан Черони, состоявший в Итальянской армии, написал несколько стихотворений против французской оккупации, каковая, по его мнению, служила препятствием объединению Италии. «Разбойника» — следует понимать: Бонапарта, — обагренного царственной кровью и кричащего «Свобода или смерть!», он обвинял в том, что тот — просто тиран, отнимающий свободу и дарующий лишь смерть. Стихи Черони прочитал и одобрил член Законодательного корпуса Чиконьяра, человек, близкий к Мельци. Их напечатали с согласия Мельци, что последний отрицал в своем письме к Бонапарту от 22 марта. Воспользовавшись случаем, Мюрат выдвинул целую серию обвинений, причислив своего соперника «к тому роду людей, которые не помышляют ни о чем ином, кроме революции», и даже к пособникам австрийцев. Эти нападки он возобновлял неоднократно [113] Ibid ., pp. 336 et 430. . Еще в июле 1803 года Мюрат утверждает, что Мельци принимал у себя за обедом некоего Марескотти, банкира из Болоньи, заподозренного в финансировании заговора против французских властей.

Был ли Мюрат искренен? Или просто хотел свалить соперника, чтобы самому стать чем-то вроде французского проконсула в Италии? Здесь можно с равным правом придерживаться двух гипотез: Мюрат не доверял Мельци, чьи прошлые заслуги при австрийцах могли вызывать подозрения, но он иногда преувеличивал значение собранных сведений, чтобы с плохо скрытым коварством очернить того, чье влияние и репутация затмевали его собственную персону. Это черта характера Мюрата — желание единолично пользоваться доверием Первого Консула.

Взаимоотношения между Мельци и Мюратом в конце концов сделались бы нестерпимыми, если бы не ловкость и предприимчивость Каролины. Супруга генерала стремилась избегать открытых раздоров. Чтобы смягчить напряжение, она даже пригласила Мельци стать крестным отцом ее третьего ребенка Люсьена (дочь, Летиция, родилась в 1802 году). А возвратившись в Париж, она приложила все усилия, чтобы выхлопотать возвращение мужа в столицу.

Час Мюрата на полуострове еще не пробил, но в течение этого года, проведенного во Флоренции и в Милане, года, коим пренебрегало большинство биографов, он завязал связи с дипломатами и политиками, приобрел немалый опыт в ведении итальянских дел. Этот опыт пригодится ему тогда, когда он вернется, на этот раз в другую часть полуострова, в то самое Неаполитанское королевство, на чью неблагонадежность он сейчас не устает жаловаться.

В августе 1803 года Мюрат возвращается в Париж. С момента его приезда и до возобновления континентальной войны (в 1805 году) на него сыплются почести и деньги. По всеобщему мнению, у истоков этого взлета и немалого богатства — хлопоты Каролины. Дальновидная и жадная, тонкая и умелая интриганка, она ловко пользовалась покровительством брата. На Святой Елене Наполеон скажет о ней: «У Каролины — одаренная натура, сильный характер и необузданное честолюбие...» И глубокомысленно добавит: «Она родилась королевой. <...> Ей, в отличие от нас, не была известна обычная частная жизнь. Она, Полина, Жером — все они были еще детьми, когда я уже стал первым человеком в стране, а потому не могли и представить себя в ином положении, нежели то, которое занимали, когда я стал всесильным повелителем» [114] Mémorial de Sainte-Hélène , éd. Dunan , t. I, p. 626. .

Марии-Аннунциате-Каролине в день провозглашения ее брата пожизненным консулом едва исполнилось двадцать лет. Лесть окружающих, баловавших и обхаживающих ее, быстро заставила ее забыть некогда скромную долю и лишения, перенесенные после отъезда с Корсики. Легкие деньги и целый дождь почестей, изливавшихся на ее семью, сделали свое дело. Она грезит о великом будущем, которое суждено ее мужу. Возможно, она прочила его в вице-президенты Итальянской республики, что быстро могло привести и к президентству.