Жан Тюлар - Мюрат или Пробуждение нации

Мюрат прибегает к уверткам. Он оповещает о скорейшем отъезде, но не покидает пределов королевства. Новое послание Наполеона от 19 июня призывает его проявить больше энергии в римских делах [254] Ibid ., № 15 384. . У императора появилось подозрение, что Мюрат ни в коем случае не желает быть замешанным в конфликт с папой и таким образом надеется уберечься от критики итальянских католиков. И снова его доверие к Мюрату поколеблено.

Тем не менее 10 ноября неаполитанский король, наконец, решает двинуться в направлении Рима, но его присутствие ни в чем не способствует пленению папы. Мюрат ограничивается торжественным въездом в город и военным парадом, во время которого — далеко не впервые — облачение Мюрата (русская гусарская венгерка, отороченная каракулем, и турецкая сабля), в котором он посетил театральное представление, наделало много шума. Затем Мюрат возвратился в Гаэту.

Объясняя благоразумное отсутствие Мюрата в Риме тем летом, нельзя было забывать, что ему пришлось отражать угрозу англо-сицилийской высадки в его владениях. Потому он и не мог поступать согласно инструкциям императора. Тот, однако же, остался недоволен.

Мюрат не только был вынужден прекословить своему царственному шурину. Он еще и не всегда мог полагаться на свою супругу, порывистую Каролину.

Мария-Аннунциата, получившая впоследствии имя Каролина, была далеко не самой известной и любимой из сестер Наполеона [255] J . Turquan , Caroline s œ ur de Napol é on , op . cit ., passim . . Менее красивая, чем Полина, менее сдержанная, чем Элиза, она, по свидетельству современников, слыла сухой, тщеславной интриганкой, жадной до почестей и денег, лишенной совести и вдобавок пребывающей в восторге от собственной персоны. Может, темные тона в этом портрете и усилены, так же как и слишком идеализирован ее облик — что и понятно — в описании графини Распони, ее дочери [256] Comtesse Rasponi , Souvenirs d' enfance d' une fille de Joachim Murat . . Одно несомненно: она пыталась водить Мюрата на поводу. Достаточно вспомнить, как покровительственно она обращалась с ним в начале замужества: «Позволь мне все устроить, дорогой мой зверюга. Вскоре благодаря мне ты станешь королем». Говорят, Талейран с ловкостью придворного льстеца уверял Наполеона, что у нее голова Кромвеля на плечах хорошенькой женщины. Это убеждение подхватил и сам Наполеон на острове Святой Елены: «У нее было много природных дарований, сильная воля и неуправляемое честолюбие» [257] Mémorial de Sainte-Hélène , op. cit ., t. I, p. 627. . Фуше всегда с большим уважением относится к ее политическому чутью.

В Берге Каролина была стеснена в средствах. Зато в Неаполе она вполне вознаградила себя. Клан Бонапартов желал сделать ее королевой Неаполя, отведя Мюрату, худородному выскочке, амплуа принца-консорта. Но Каролина отказалась, проявив неоспоримое здравомыслие. Это не опровергает того факта, что Мюрат обязан троном именно супруге. Байоннский договор напомнил ему об этом: «Если Ее Императорская и Королевская Светлость принцесса Каролина переживет супруга, она останется королевой Обеих Сицилий, получив в исключительное владение и титул, и суверенную власть, коей будет пользоваться во всей ее полноте. Такое единственное исключение из основополагающего закона объясняется тем, что эта принцесса после передачи трона, произведенной прежде всего в ее пользу , возводит на престол члена своего семейства и не может не превосходить правами собственных детей». Пункт, оскорбительный для Мюрата, но необходимый для понимания прогрессирующего охлаждения в семействе, где супруги уже не находили общего языка.

В Неаполе Мюрат пытается укрепить свою власть, держа супругу в тени. Д'Обюссон-Лафёйад оповещает об этом императора: «Король желает, чтобы королева жила день ото дня все отчужденнее. Он часто повторяет, что им не управляет никто. Королева не может ходатайствовать перед министром по поводу какого-либо дела или лица, ее просьба тотчас отметается». Но Каролина никогда не признает себя побежденной. Мюрату приходится порой — обыкновенное здравомыслие принуждает его к этому — прислушиваться к ее советам.

Ко всему прочему, королева не перестает пользоваться особым расположением императора. По случаю развода Наполеона и семейного совета, намеченного на 20 января 1810 года, она приезжает в Париж в декабре 1809-го и очень ловко ведет себя с братом, успокоив его раздражение против Мюрата. И разве не ей поручает Наполеон встретить Марию-Луизу на границе? Этот выбор неожидан: объясняется ли он намерением унизить клан Мюрата, высказавшийся против выбора в пользу Австрии? На самом деле Наполеон желает продемонстрировать, что внутри его семьи не существует разногласий, а кроме того, он от всего сердца благодарен Каролине, придавшей живость тусклому придворному обиходу Тюильри в ту зиму 1810-го.

Вдалеке от мужа, который вынужден после совета вернуться в Неаполь, она расцветает и начинает его иронически отчитывать: «Меня балуют здесь больше, нежели вы в Неаполе».

По приказу Наполеона Мюрат возвращается во Францию, чтобы присутствовать на бракосочетании императора. Тот после церемонии не желает ни принять неаполитанского короля, ни позволить ему вернуться в свои владения. Мюрат выходит из себя, советуется с Фуше, своим ментором, над которым тоже нависла опала.

А в Неаполе Мюрат уже не может рассчитывать на Саличети, который внезапно умирает.

Кристофоро Саличети, которого он знал как комиссара при Итальянской армии Бонапарта в 1796 и 1797 годах, сыграл в Неаполе основополагающую роль. Коллетта говорит о его дипломатической тонкости и опытности. Дети его породнились с местной знатью, открыв для него мощный источник связей.

Когда он был министром полиции, он жестоко искоренял разбой благодаря созданию королевской жандармерии и раскрывал интриги и маневры английских шпионов, учредив строгий надзор за побережьем, порученный guardia dei dazi indiretti [258] Гвардии по сбору непрямых пошлин ( ит .). ( Примч. пер .) . Чтобы обеспечить безопасность в Неаполе, он позаботился об улучшении уличного освещения и, желая самолично направлять умы, взял под свой контроль две местные газеты, «Мониторе Наполитано» и «Коррьере ди Наполи». Будучи ответственным за обеспечение военных действий, он прекрасно подготовил возвращение Капри.

Но при всем том представляется, что он не оправдал надежд, возлагаемых на него патриотами.

По существу, он был прежде всего доверенным человеком Мюрата, которого его смерть буквально потрясла. «Я его уважал и любил», — скажет король. М-м де Кавеньяк пойдет в своих «Мемуарах» еще дальше: «Вероятно, он помешал бы Иоахиму совершить великую ошибку; хотя он и был итальянцем в сердце своем и не питал особой любви к Франции, я не думаю, чтобы Саличети когда-либо посоветовал королю присоединиться к Священному Союзу. Мой супруг, хорошо знавший его, однажды сказал мне, что останься Саличети в живых к 1814 году, он, быть может, изменил бы течение событий, благодаря своему поистине невообразимому влиянию в Италии» [259] Mme Cavaignac, Mémoires d'une inconnue , p. 260. . Но это лишь предположения. 20 декабря 1809 года, отобедав у префекта полиции Магеллы, Саличети отправился в театр, во время представления он почувствовал сильную тошноту, спустя три дня он умер. Разнесся слух, что он был отравлен патриотами, взбешенными тем, что они считали предательством их интересов. На самом же деле причина была в болезни, приступы которой случались с Саличети и раньше [260] Godechot , «Saliceti ministre du royaume de Naples», Regards sur l'époque révolutionnaire , p. 357. Cf. aussi J. Rambaud , «La Fin de Saliceti», Revue des études napoléoniennes , 1910. .