Владимир Артамонов - Турецко-русская война 1710–1713 гг.

Был и другой тягостный запрос — расширить барьерный пояс Крымского ханства, пусть не до «прежней границы под Полтавой», а только до междуречья рек Самары и Орели (восточное Запорожье) и далее прямо степью, чтоб была коммуникация по сухому пути с Азовом вплоть до Северского Донца [996].

Пришлось отвечать, что отнимать землю от своих верных подданных и отдавать «изменникам, ворам, разбойникам и возмутителям тишины» нельзя, ибо те вместе с татарами будут срывать мир своими «задорами». Казаков, бежавших в османские пределы, можно расселить у Днепра, Южного Буга, в Буджаке или в Молдавии. При отказе же от дани хан получит «партикулярный подарок в почесть», а при отречении от территориальных претензий — 30 кошелей левков и на 10 кошелей левков мехами и соболями. «Число погодной дачи невелико, но следование оного бесчестное… скрытным же образом те два пункта обещать нельзя» — объяснял Шафиров.

Тем не менее, чтобы не сорвать переговоры, Шафиров сообщил, что ему «надо переговорить со своими людьми, которые те места знают… и переслатца с ханом… А о даче отказать вовсе, а меж тем склонять хана обещанием некоторого подарка склонить, […] чтоб он турком в голову вбивать престал». Погодные же дачи с 10 000 левками (4500 руб.) и мехом собольим сулились для муфти, который считал, что царь всё исполнил и новая война противна мусульманскому закону.

За восемь месяцев 16 раз, начиная с объявления войны в 1712 г., посольство запрашивало об инструкциях, но не получало ответа. Шафиров заклинал молчащий Петербург: «для милости Божией и государственного интересу, изволите к нам какой нибудь указ прислать, хотя з добром, хотя з гневом. И буде не надобно мир, то б [мы] уже покинули о сём трудиться и сказали б им о том правду, хотя б и паки в страдание посланы были» [997].

15 мая послы упрашивали муфти — «правосудного наместника своего Пророка» и «сиятельнейшего и превосходительнейшего Алию-пашу» склонить Высокую Порту «ко отвержению сих нововымышленных… претензий». Но ситуация обострилась — в тот же день вечером «с ругательством» перед воротами русского двора были брошены сукна, собольи меха и выкрикивались угрозы от имени хана, что послов снова посадят в ямы, где они все сгниют, за то, что не хотят дать «погодных дач, как прежде сего бывало».

На просьбу предоставить хотя бы полтора месяца для отписки в Петербург, Каплан Герай отвечал, что ни на день не будет отсрочки. 17 мая Али-паша «с клятвою по своей вере и Ал Корану… с великим сердцем» запугивал, что он «взял фетву их всеконечно умертвить и говорил, что де они мыслят ещё его обманывать также, как сперва Ибраим-пашу обманули, который был дурак и дал себя обмануть, что надеясь на их обнадеживание, не велел было войскам иттить… [но сейчас] уже посланы указы, чтоб войска их поспешали, которых уже большая часть у Бабады» [998]. Снова угрожалось, что армию возглавят садразам и сам султан.

«От приятелей» послам было известно, что турки будут «стоять крепко за прибавку земли к границе прежней», чтобы показать успех в новой войне. Послы поначалу отговаривались, что от верховьев рек Самары и Орели «до Дону и Азова чинить границы не для чего, ибо тут границы никогда не бывало и уступить им такого великого числа земель государя своего, хотя б и пустые были, невозможно. Понеже по Северскому Донцу и Дону, многие есть Царского Величества городы и села. И та претензия вымышлена по злобе к стране Царского Величества от хана нарочно, чем бы ему разорвать мир» [999].

Все же в конце-концов пришлось согласиться, «чтоб быть… границе меж Самарою и Арелью на средине… с такою кондициею, дабы те бунтовщики… туда отнюдь не были поселены, яко орудие к нарушению мира». В противном случае и царь может начать «взаимно какие действа воинские возмездием за претерпенные от Порты обиды» [1000]. Турки тоже уступили, сместив на 50 км к югу границу от Северского Донца, так что Бахмут, Маяки и Тор остались за Россией.

И снова «всё опроверглось» 28 мая. Султан потребовал вписать «в договор о даче погодной ханской и о жилище казаков на Самаре», иначе послов бросят в «прежесточайшее заключение и начнётся война». Аманаты впали в смятение — к примирению нет надежды, им угрожают смертью. Шафиров вручил попечению царя «оставшихся своих сирых» и умолял отозвать их всех от «сего двора». «Лаи, нарекания, угрозы, несносное бесчестие и ругательство» перемежались с увещеваниями. Рейс-эфенди убеждал, чтоб «хотя без договора хана от себя дачею удовольствовали, что мы и обещали здесь учинить, яко от себя подарком».

13 июня рейс-эфенди пугал, что если послы-заложники не согласятся на новые требования, то «будут им головы, где у них ноги и не мыслили того, что им то угрозы, но исполнят то в самом деле. И говорили все с клятвою по своей вере и с великим сердцем словом везирским, и что б де знали, что война уже начинается и велено хану ехать в Крым и готовиться в поход, а и войскам их всем велено итить к границам». Во двор к послам прислали даже палача. «Для страху, а иногда и взаправду прислан был на двор наш и сидел, ожидая не малое время, и полатцкой голова… Только ждали мы часа, когда повезут нас казнить или мучить или уже, по последней мере, одних нас в такую тюрьму или яму сажать, о чём к нам хан напоследок приказывал, чтоб мы во оной в краткое время исчезнуть могли» [1001].

Вот так 13 июня 1713 г. в Адрианополе послам-заложникам, работавшим без инструкций «наугад, яко слепые», был навязан третий, состоявший из 11 статей договор. «Сей трактат… отважились постановить, не получа вновь никакого указу, ибо не смели сего случая пропустить и турок до войны допустить. От объявления сей войны писали 16 отпусков, однакож тому уже осмой месяц ни единой строки […] получить не могли» — сообщали они.

Важнейшим изменением в новом договоре было перенесение русско-турецкой границы с Днепра и приазовских степей в междуречье рек Самары и Орели, причём граница от их верховий должна была проходить по Северскому Донцу. Этим Крымское ханство расширяло свою «зону безопасности» и «воссоединяло» ногайские земли вокруг Азовского моря. Строить фортеции и замки по Самаре и Орели запрещалось. Потерю второй, восточной части запорожских степей Шафиров смягчал доводом, что эти земли «самые пустые и без поселения» и что новые границы турки означат только на письме (по урочищам и рекам как было при Е. И. Украинцеве).

В договор турки включили статью и о разграничении на Правобережье, начиная от Киева. О выплате дани было написано глухо: «О запросе крымском… в ыное время говорить и соглашаться с соизволения обоих стран».

Все войска царя должны в двухмесячный срок покинуть Речь Посполитую, которая изымалась из-под русского контроля. Даже царю воспрещалось появляться в польских землях («ежели восхощет подавать сикурс в Померанию, не имеет оной проходить чрез Польшу») [1002]. Калмыки не должны «учинять убытки» крымцам, ногайцам и черкесам, «равенственно и крымцы».