Михаил Барг - Великая английская революция в портретах ее деятелей

Только разрозненность восставших частей помогла Кромвелю и Ферфаксу потопить это движение в крови. В «Декларации» от имени восставших возглавивший движение капитан Томпсон писал: «Пусть весь свет знает, что мы намеревались устроить эту несчастную нацию по форме и способу „Народного соглашения“, предложенного в виде мирной попытки подполковником Джоном Лильберном, Уильямом Уолвином, Томасом Принсом и Ричардом Овертоном 1 мая 1649 г. Поэтому да будет известно всему свободному народу Англии и всему свету, что мы предпочли умереть за свободу, чем жить рабами…»

В эти дни Лильберн стал необычайно популярной фигурой. 8 июня он опубликовал один из лучших своих памфлетов — «Защита законных основных прав английского народа», где впервые с такой отчетливостью связал свою борьбу за проведение в жизнь «Агримента» с интересами «бедных и среднего сорта людей», т. е. мелких ремесленников и мелких торговцев в городе и мелких хозяев и арендаторов в деревне. Если учесть, что именно эти слои оказались в XVII веке в положении между молотом наступающего на их способ существования капитализма и наковальней гнета изживших себя традиционных феодальных отношений, то само описание Лильберном своих злоключений раскрывает истоки отмеченной выше противоречивости его воззрений и утопичности его общественно-политической практики.

Летом 1649 г. на его семью обрушилось несчастье — жена и трое детей стали жертвой эпидемии оспы, вспыхнувшей в Лондоне. По просьбе Лильберна и при поддержке Генри Мартена ему было разрешено днем покидать Тауэр.

Борьба за жизнь родных, столь страдавших от невыносимых бытовых условий, закончилась трагически: два сына Лильберна, по его признанию «б о льшая часть его земного наслаждения», умерли, жена и дочь с большим трудом выздоравливали. Казалось бы, от горя Джон должен был дрогнуть, надломиться, но не таким был характер этого человека, верившего в свое провиденциальное назначение до конца отстаивать дело правды и справедливости. 10 августа Лильберн опубликовал памфлет «Обвинение в государственной измене Оливера Кромвеля и его змия Генри Айртона», в котором в своих нападках на генерала автор зашел дальше, чем когда-либо раньше. «Теперешняя борьба, ведущаяся под предлогом притворного интереса индепендентов к установлению вольностей всего народа… (в действительности) же преследует единственную цель — возвести ложного святого и наиболее ужасного отступника, убийцу и изменника Оливера Кромвеля посредством инсценированного его избрания наемными солдатами, под лживым предлогом божественного споспешествования на трон Англии». В августе не без участия Лильберна был опубликован анонимный памфлет «Призыв молодых людей и учеников Лондона»; в нем резко осуждались методы, к которым прибегали власти для подавления майских восстаний левеллеров, и была выражена поддержка «Агримента».

Не без влияния этого обращенного к солдатам призыва в начале сентября вспыхнуло восстание в полку Ингольдсби. Солдаты потребовали от офицеров присоединения к «Агрименту», восстановления Совета армии, уплаты недоимок. Натолкнувшись на отказ, восставшие арестовали офицеров, избрали «агентов» и засели в военных складах. Однако двинутые против них по приказу Лондона крупные силы не потребовались. Восставшие в большинстве случаев либо вскоре выразили покорность, либо частично рассеялись, предводители же были схвачены. В связи с солдатским восстанием в парламенте было заслушано сообщение о памфлете «Призыв». На основе постановления о привлечении его авторов к суду Государственный совет 19 сентября потребовал строгой изоляции Джона Лильберна и возвращения его в Тауэр. На этот раз над ним решено было устроить формальное судилище на основании парламентского акта «О государственной измене», изданного 14 мая 1649 г. С этой целью был назначен состав суда, определено место его заседания (в Гильдхолле), которое должно было охраняться войсками.

Жизнь «честного Джона» повисла на волоске… Сознавая эту опасность и не без уговоров жены, вконец замученной мытарствами мужа по тюрьмам и обрушившимся на них несчастьем, Лильберн обращается в парламент с просьбой разрешить ему покинуть страну при условии получения средств для жизни в изгнании. Однако петиция была оставлена без ответа.

Аналогичное предложение было им опубликовано ко всеобщему сведению в памфлете «Второе предложение невинного человека». В нем предлагалось переселить в Вест-Индию не только Лильберна, но и всех, кто пожелает за ним туда последовать. В защиту Джона выступил его брат, полковник Роберт Лильберн, преданный Кромвелю, он просил только об одном — отсрочить суд над братом.

Однако жена Лильберна, передававшая его петицию, столкнулась в парламенте с такой грубостью и жестокостью, что сделала единственный вывод: над жизнью Лильберна нависла смертельная опасность.

С рыданиями, полубезумная от отчаяния, она умоляла мужа выразить покорность, смириться, лишь бы остаться в живых. Непреклонный свободнорожденный Джон на этот раз уступил мольбам жены: он направил спикеру Палаты письмо с просьбой отложить на некоторое время суд, «чтобы дать мне возможность выслушать и серьезно обсудить то, что многие мои друзья советуют мне, как утверждают они, на основании доводов разума, пытаясь убедить меня в том, в чем моя совесть в настоящее время еще не убеждена».

Заседание суда открылось 25 октября. Против Лильберна были мобилизованы лучшие юридические силы. Обвинение поддерживал генеральный атторней (прокурор) Придо, в состав суда, состоявшего из 39 назначенных комиссаров, входил известный юрист судья Джермин. Суд продолжался два дня в присутствии многих сторонников и друзей Лильберна. Описание хода этого уникального с юридической точки зрения процесса заняло бы слишком много места.

Лильберн избрал единственно правильную в сложившихся условиях форму защиты — не отрицать правомочия суда, а «подлавливать» судей на нарушениях процедуры разбирательства и доказывать отсутствие состава преступления.

На вопрос, признает ли себя подсудимый виновным, Лильберн прокричал: «Это мой ответ — я не виновен в какой-либо измене». Именем «свободы Англии» он просил суд назначить в помощь ему юриста. Однако в этом ему было дважды отказано. В своем последнем слове, обращенном к жюри, Лильберн произнес: «Как свободнорожденный англичанин и как истинный христианин, стоящий теперь на виду и в присутствии господа с чистым сердцем и совестью… я вручаю свою жизнь и жизнь всех честных фрименов Англии в руки господа и его милосердной защите, а также совести достойного жюри и сограждан, которые, я снова заявляю, по законам Англии являются хранителями и единственными судьями моей жизни, единственно обладающими юридической силой закона… вы же, судьи, здесь сидящие, являетесь не более чем инструментами оглашения их (т. е. жюри) приговора, или их клерками… будучи в лучшем случае по своему происхождению самозванцами нормандского завоевателя. Поэтому, джентльмены жюри, мои единственные судьи, — хранители моей жизни, от которых зависит, в случае если вы согласитесь с какой-либо частью обвинительного заключения, будет ли пролита моя кровь… Поэтому я желаю, чтобы вы знали свою власть и помнили свою обязанность по отношению к богу, а также ко мне, [наконец], к себе самим и вашей стране… С вами бог всемогущий, правитель неба и земли и всех вещей на них, он дает вам советы и направляет вас. Совершите же то, что справедливо и служит его славе».