Андрей Беляков - Чингисиды в России XV–XVII веков: просопографическое исследование

Таким образом, мы можем утверждать, что первоначально служилые татарские цари и царевичи пытались перенести на русскую почву привычные реалии устройства своих дворов, или же Москва стремилась поддерживать их определенный статус.

Однако, несмотря на это, происходило неизбежное упрощение и видоизменение системы, по крайней мере, мы наблюдаем это в зеркале русской приказной документации. На самом деле данные процессы могли протекать несколько иначе. Однако практически полная гибель архивов Чингисидов не позволяет нам взглянуть на данную проблему более широко.

В случае смены веры тем или иным Чингисидом прежний двор покидал его. Татары, как правило, испомещались или же им назначался поденный корм. Для бывшего их сюзерена московским царем (великим князем) мог быть набран новый двор из русских дворян, в целом соответствовавший дворам удельных Калитичей. Здесь мы можем наблюдать бояр, дворецких, стольников, стряпчих, жильцов, дьяков и некоторые иные категории придворных служителей. В данном случае нам необходимо рассмотреть по возможности и их дворы.

Установить правовой статус дворов Чингисидов в раннем периоде (XV — начало XVI вв.) достаточно проблематично. Документов тех далеких времен почти не сохранилось. Поэтому мы можем только реконструировать отдельные аспекты данной проблемы, используя источники XVI — начала XVII вв.

Очень важную информацию дает шертная грамота казанского царя Абд ал-Латифа б. Ибрагима от 29 декабря 1508 г. По ней, Чингисид мог пополнять свой двор только за счет нововыездных татар. Переманивать людей других служилых царей и царевичей, а также московского князя, запрещалось.

Василий III, в свою очередь, также не мог брать к себе на службу людей царя. Право отъезда к московскому князю сохранялось только за представителями четырех княжеских фамилий (правильнее сказать представителей племенной знати четырех «правящих» крымских элей: ширин, барын, аргын и кипчак) [1113]. Судя по всему, знать сохраняла некоторое время право отъезда из России. По крайней мере, это относится к крымским выходцам. Это основывалось, в частности, на обещании даваемом Гиреям в Москве: «добровольно приедешь, добровольно куды восхочешь поити — пойдешь, а нам тебе не держати».

Хотя данное обещание давалось далеко не всем и постепенно перестало фигурировать в «опасных» и «крепких» грамотах [1114]. Таким образом, отъезд того или иного оглана, князя или мирзы зависел первоначально от его царя или царевича. Чингисид обладал и правом суда над своим двором. По мнению А.Л. Хорошкевич, он ограничивался преступлениями специально оговоренными в шертной грамоте: разбой и грабеж против православного населения, убийство послов, купцов [1115]. В.В. Вельяминов-Зернов считает, что текст грамот царя Абд ал-Латифа восходит к «типовому» тексту подобных грамот касимовских царевичей [1116]. Но здесь нужно помнить, что договор с Касимом и его сыном Даньяром, судя по всему, заключался только в устной форме. Письменные шерти фиксируются только с приходом крымской династии.

Похожую ситуацию мы видим и в начале XVII в. Право отъезда к этому времени давно было забыто, да и мест, куда можно было отъехать, стало значительно меньше. Дворы в основном формировались за счет выезжих татар или дворов умерших родственников. Однако теперь они могли прирастать за счет служилых мещерских татар, представителей дворов умерших царевичей и, возможно, иных московских татар. Революционным стало появление при дворе служилых Чингисидов мусульманского вероисповедания православных детей боярских [1117]. При приеме во двор служилых татар главным, по-видимому, требованием было, чтобы они до этого не служили московскому царю [1118]. Их положение, возможно, следует сравнивать с условиями несения службы боевых холопов. Чингисид, из своих пожалований и доходов, жаловал их землями, денежным или натуральным содержанием или же кормил и одевал полностью за свой счет. Это было присуще для дворов испомещенных служилых царей и царевичей. Люди дворов кормовых Чингисидов получали поденный корм и питье из доходов тех городов, к которым был приписан их сюзерен. При этом его жалование засчитывалось в общую сумму содержания, затрачиваемого на того или иного Чингисида. Но теперь его татары могли перейти на иную службу, как правило, к московскому царю или к другим знатным служилым татарам, причем далеко не всегда к родственникам прежнего своего сюзерена. Переход мог осуществляться как при передаче двора от отца к сыну по наследству, так и в иное время. В 1625 г касимовский царь Арслан б. Али подал челобитную, в которой просил запретить его людям самим шертвовать и целовать крест воеводам и приказным людям по городам самим, минуя царя. Мирзам шертвовать запретили, детям боярским — нет [1119].

В случае смерти Чингисида его двор переходил по наследству его детям или братьям. В противном случае они как выморочные испомещались московским великим князем (царем) и создавали новую служилую корпорацию. По крайней мере, эта практика существовала в Касимове [1120]. На рубеже XVI–XVII вв. в Касимове имелись: сеитов полк (городецкие татары), царев (шигалеев) двор и татары двора детей астраханского царевича Абдулы (Кайбулы) б. Ак-Кобека, а также татары царей Ураз-Мухаммеда б. Ондана и Арслан б. Али. Скорее всего, подобная практика действовала и в иных регионах. При испомещении татар небольшими анклавами в окружении русского населения они достаточно быстро ассимилировались. Это объясняет, почему в городах, в которых проживали служилые Чингисиды со своими дворами, за исключением Касимова, через какое-то время трудно найти следы татар [1121].

Д.М. Исхаков на основании одновременного упоминания татар сеитова полка и царева двора в XVII в. (о наличии особых дворов Кайбуловичей и других Чингисидов ему не было известно) делает ошибочное предположение о двухкрылом строении военного отряда касимовских царей, типичном для степняков [1122]. Он также пытается определить те ареалы, с которых они верстались. По мнению исследователя, сеитов полк мог формироваться из татар, набиравшихся в Ахматове стане, а царев двор — из Подлипкинского (Царицынского) стана Касимовского уезда. При этом Д.М. Исхаков предполагает, что эта практика существовала уже в XV в., и даже находит первых возможных его руководителей в князьях Кобяке Айдарове и Исаке Ахматове, упоминаемых в 1483 г., видя в них вассальных князей касимовских «правителей» [1123]. Уязвимость данного предположения заключается в том, что оно не подкрепляется архивным материалом. Более того, известный нам актовый материал XVI–XVII вв. противоречит высказанной версии и показывает, что строгого распределения представителей той или иной корпорации не прослеживается [1124]. В данном случае мы не можем согласиться даже с предположением о том, что, быть может, Ахматов стан получил свое наименование в конечном счете по имени князя Исака Ахматова. В то время Чингисидам и их татарам не передавалось православное население. Сохранился список касимовских служилых татар 1624 г., владевших русскими людьми. Он разбит по станам [1125]. Поэтому у нас есть возможность проверить предположение Д.М. Исхакова о верстании татар царева двора и сеитова полка по станам, благодаря их спискам за первую половину XVII в [1126]. Но подтверждения этому мы не находим.