Андрей Беляков - Чингисиды в России XV–XVII веков: просопографическое исследование

После прихода к власти Василия Шуйского 24 мая 1606 г. Александра Мстиславская приехала в Москву. 29 мая по грамоте царя Василия Федору Иванову Сапунову инока Стефана велели тайно отправить в Соловецкий монастырь. Здесь, скорее всего, прав Н.В. Лилеев, утверждавший, что Василий Шуйский боялся обличений Стефана в его пособничестве Борису Годунову при расследовании смерти царевича Дмитрия, клятвопреступлении [1483]. Именно тогда инокиня Александра сделала вклад по царю Симеону Бекбулатовичу в Троице-Сергиев монастырь жемчугом и ювелирными украшениями всего на 249 руб. [1484]Однако все в той же вкладной книге в 1606/07 г. зафиксирован вклад Ирины Ивановны Мстиславской по царице инокине Александре в виде того же жемчуга, цепей, запонов, перстней, наконечников, пуговиц, пряжек и оковок саадачных «по цене за 200 за 40 рублев» [1485]. По стоимости и составу эти два вклада фактически идентичны.

Вполне возможно, что по наличию или отсутствию вкладов вдов по своим мужьям-Чингисидам можно говорить о степени удачности того или иного брака. Большинство жен пережили своих супругов, но вот вклады в монастыри по покойным мужьям делали далеко не все, хотя известны их пожалования по родителям и другим родственникам. Известны вклады по Федору Меликдаировичу [1486], Симеону Бекбулатовичу и Михаилу Кайбулину. По последнему, однако, они были сделаны еще при жизни. А вот по Михаилу Кайбуловичу и Симеону Касаевичу вкладов не зафиксировано, хотя они давались по родственникам. На основании этого можно говорить о том, что брак царя Симеона и Анастасии Мстиславской, скорее всего, был счастливым.

25 июля 1612 г., по челобитью старца, руководители второго ополчения в Ярославле дали указ о его освобождении из заточения и переводе в Кирилло-Белозерский монастырь. Документов о последних годах жизни Симеона-Стефана не сохранилось. Еще в 1611 г. инокини Александра и Ирина Мстиславские (или одна Ирина) сделали большой вклад в московский Симонов монастырь (родовую усыпальницу Мстиславских) со следующим условием: «А за тот вклад за царя Симеона Бекбулатовича в литию и в синодик и поминати его доколе обитель пречистые богородицы стоит» [1487].

Совсем по-другому развивались события с участием касимовского царя Ураз-Мухаммеда б. Ондана. С определенной уверенностью можно говорить о том, что царь рассматривал Россию как место своего постоянного жительства и не собирался его менять. Все его поступки в эпоху Смуты следует оценивать также, как и действия русской титулованной знати, без учета какой либо национальной или религиозной подоплеки. Хотя необходимо учитывать то, что Чингисид и носитель царского титула автоматически становился центром притяжения мусульман в России и мог стать для них своего рода знаменем. Необходимо отметить, что на настоящий момент судьба Чингисидов в Смуту не становилась предметом специального исследования. Скудные отрывочные данные не позволяют нам создать единой картины, раскрывающей их роль в событиях начала XVII столетия [1488]. Ураз-Мухаммед занимал осторожную позицию, пытался просчитывать свои действия и не стремился стать героем дня, но он не был свободен от влияния служилых татар его двора, и не только их.

Здесь нельзя не отметить, что роль татарского и мордовского (в широком смысле слова) населения в Смуте тоже не исследована [1489].

Касимовский царь быстро перешел на сторону самозванца, скорее всего, свою роль здесь сыграла обида Ураз-Мухаммеда на Бориса Годунова. В последние годы правления которого Чингисид попал в опалу и «живот свой мучил» [1490].

Наиболее типичной причиной, по которой Чингисиды на протяжении XVI–XVII вв. попадали в немилость, являлась попытка ведения самостоятельной внешнеполитической переписки. Вполне логично предположить это и в нашем случае. По-видимому, это произошло вскоре после объявления Чингисида касимовским царем, по крайней мере, не позднее 1602 г.

В таком случае становится понятным витиеватое посвящение, в лучших традициях восточной дипломатии, адресованное Борису Годунову и помещенное в «Собрание летописей», составленное в том же году в Касимове Кадыр-Али-беком [1491]. Судя по всему, это было одно из звеньев целого ряда мероприятий, направленных на завоевание доверия московского царя. Мы можем только предполагать, насколько успешными оказались эти попытки, их эффект был более чем ограничен, по крайней мере, имя Ураз-Мухаммеда не встречается в росписи русского войска, посланного против самозванца в 1604 г. [1492]Мы не знаем, в чем именно выражалась опала — титула Чингисида не лишили, он по-прежнему оставался жить в Касимове. Однако контроль Москвы через касимовского воеводу, скорее всего, был значительно ужесточен. Возможно, даже для царя установили своеобразный домашний арест. Судя по всему, была ограничена степень самостоятельности царя по отношению к татарам его двора, касимовским посадским людям и крестьянам, проживавшим в пожалованных ему обширных поместьях. Источники полностью молчат об этом периоде жизни Ураз-Мухаммеда, скорее всего, эти сведения погибли вместе с иными документами приказа Казанского и Мещерского Дворца, в котором ведался в то время Касимов. Поэтому мы можем только строить свои предположения.

Уже весной 1605 г. в стане царевича Дмитрия, еще на его подступах к Москве, в честь Ураз-Мухаммеда был дан пир [1493]. А.В. Лаврентьев пытается увидеть Чингисидов при дворе Лжедмитрия I [1494]. В целом он прав, по своему статусу они, конечно же, должны были присутствовать при коронации и ряде других придворных церемоний. Им требовалось получить от Лжедмитрия подтверждение своих прав и привилегий [1495].

Но источники больше говорят о царе Симеоне Бекбулатовиче [1496], об Ураз-Мухаммеде удалось найти только одно упоминание. 21 августа 1605 г. Лжедмитрий I принимал касимовского царя в один день со шведским королевичем Густавом и крымским гонцом Ян-Ахмед-Челибеем [1497].

Ситуация поменялась после гибели первого самозванца. Очень скоро в стране сложились два центра притяжения: Москва Василия Шуйского и Лжедмитрий II, точнее, его воевода Иван Болотников. Ураз-Мухаммед, судя по всему, без особых колебаний принял сторону последнего. Трудно согласиться с мнением Б.Р. Рахимзянова, что причиной тому послужило банальное желание поправить свое материальное положение за счет щедрых земельных дач от Лжедмитрия II [1498]. Быть может, здесь сыграли свою роль какие-то личные отношения, скажем, неприязнь Василия Шуйского к татарскому царю? К сожалению, у нас нет никаких данных, на которые можно было бы опереться. Но вызывает некое недоумение такое быстрое решение на фоне выжидательной политики предыдущих лет. Однако факт остается фактом, уже в октябре 1606 г. касимовские татары и Ураз-Мухаммед перешли на сторону Лжедмитрия II. При этом касимовский царь изначально начинает играть роль центра, вокруг которого собираются все мусульмане, недовольные В. Шуйским или политикой, отождествляемой с его именем. Хотя, быть может, в первые месяцы еще анализировались позиции различных сторон, чтобы сделать нужный выбор.