Норберт Элиас - Придворное общество

Дело в том, что короли могли терпеть упадок дворянства лишь до определенного уровня. Потеряв дворянство, они утратили бы вместе с ним возможность поддержания своего собственного существования и самый смысл его. Именно для борьбы с дворянством и отвоевания позиций у него восходящие буржуазные слои нуждались в помощи короля. И так дворянство утратило, шаг за шагом, многие свои прежние функции в этом социальном поле в пользу буржуазных групп: оно утратило функции администрации, исполнения правосудия и отчасти даже военные функции, которые перешли к представителям буржуазных слоев; даже важнейшая часть функций губернаторов оказалась в руках людей буржуазного происхождения.

Но утратив, с одной стороны, некоторые свои традиционные функции, дворянство, с другой стороны, приобрело в то же время новую функцию, или, говоря точнее, в нем на передний план выдвинулась еще одна функция — та функция, которую оно исполняло для короля.

Дворянство эпохи ancien régime привыкли называть слоем, «не имеющим функций». И это справедливо, если мы имеем в виду круговорот функций, в котором каждый общественный слой или группа данного социального поля прямо и косвенно удовлетворяет потребности всякой другой группы, т. е. такой круговорот функций, какой мы можем ветре тить порой в буржуазных нациях. Какой-либо функции для «нации» дворянство ancien régime не имело.

Но круговорот функций, механизм взаимозависимостей в государстве эпохи старого порядка был, в силу специфической системы власти в нем, во многих отношениях иным, чем тот, который свойствен буржуазной «нации». Совершенно немыслимо, чтобы французское дворянство могло сохраниться, не имея решительно никакой социальной функции. Оно в самом деле не выполняло никакой функции для «нации». Но в сознании влиятельнейших функционеров этого общества — королей и их представителей — едва ли и существовала какая-то «нация» или какое-то «государство» как самоцель. Выше мы изложили, как в представлении Людовика XIV все это социальное поле венчал король как подлинная самоцель и как все прочие элементы королевского господства составляли в его сознании лишь средства для этой цели — прославления и обеспечения короля. В этой связи и в этом смысле можно понять утверждение, что это дворянство хотя, может быть, и не имело никакой функции для «нации», но, несомненно, выполняло некоторую функцию для короля. Предпосылкой его господства было существование дворянства как противовеса буржуазным слоям, но, с другой стороны, это господство нуждалось также в существовании и достаточной силе буржуазных слоев как противовеса дворянству. И именно эта функция придворной знати, которую она имела для королевской власти, в значительной степени придает ей ее характерный облик.

Легко можно понять, что с этим превращением дворянства из относительно самостоятельного в придворное полностью изменились смысл и структура его иерархии. Дворянство сопротивлялось этой перестройке, этому слому изначальных или, во всяком случае, традиционных иерархических порядков в ходе преобразований, отвечающих потребностям короля и навязанных им. Оно еще и в эту эпоху мечтало о реставрации прежнего независимого своего положения — все это показывают последние из цитированных нами выше мыслей Сен-Симона. Дворянство не заблуждалось насчет своего положения и не могло заблуждаться. Оно было, в общем-то, отдано в полную власть короля. И как и на всей территории своего господства король заботился о том, чтобы дворянство и буржуазия удерживали между собою примерное равновесие, так и в пределах двора его политика была направлена на то, чтобы компенсировать давление со стороны жизненно необходимого ему дворянства посредством буржуазных элементов или, может быть, не всегда буржуазных, но, во всяком случае, недавно выдвинувшихся наверх, в том числе и в среде самого дворянства, — таких, которые были обязаны всем ему, а не своему наследственному титулу.

Именно эту политику обличает Сен-Симон. Именно в этой ситуации с особенной силой развиваются в людях те самые черты, которые мы обрисовали здесь как характерные черты «людей двора».

Выше мы задали вопрос о той социальной констелляции, из которой вновь и вновь возникал двор, каким мы его видим, — как институт, переживающий многие поколения. И вот перед нами ответ: знать нуждалось в короле, потому что только жизнь при его дворе еще открывала перед нею в данном социальном поле доступ к таким источникам дохода и престижа, которые позволяли ей существовать именно как знати.

Король нуждался в дворянстве. Помимо множества частных аспектов зависимости, которые мы шаг за шагом выясняли на протяжении нашего исследования, помимо, например, той традиционной зависимости его от дворянства, которая вырастала из отношений сюзерена и вассала, помимо его потребности в общении в кругу того общества, к которому принадлежал он сам и этические принципы которого он разделял, помимо, наконец, его потребности в поддержании дистанции между ним и его народом благодаря службе того сословия, которое по рангу и престижу стояло выше всех прочих, — дворянства, — помимо всего этого, королю было нужно его дворянство прежде всего как незаменимый противовес для обеспечения равновесия между слоями общества, которым он правил.

Неверно было бы видеть в короле только угнетателя дворянства; неверно было бы видеть в короле только хранителя дворянства. Он был и тем, и другим. Неверно было бы подчеркивать только зависимость дворянства от короля. Король, до известной степени, также зависел от дворянства — как и всякий единоличный властитель зависит ведь от подвластных ему людей, и особенно от элитных групп среди них. Сосредоточением и сохранением в своей социальной позиции огромной власти король был в немалой степени обязан существованию знати как дистанцированного и социально обособленного слоя. Но зависимость каждого отдельного дворянина от монарха была несравненно больше, чем зависимость монарха от каждого отдельного дворянина. Если королю не нравился какой-то дворянин, в его распоряжении всегда была «резервная армия» дворян, из которой он мог по своему усмотрению выбрать и приблизить к себе другого дворянина. Именно этот баланс взаимозависимостей придавал институту, который мы называем «двором», его специфический характер (если мы не будем принимать во внимание министров и других чиновников, которые происходили из буржуазии и чиновной знати и которые, хотя также принадлежали ко двору, в придворно-аристократическом обществе были, по большей части, лишь маргинальными фигурами, пускай часто и весьма могущественными). В этом балансе они крепко удерживали друг друга, как боксеры в «клинче»; никто не решался изменить свою позицию, потому что опасался, что тогда противник сумеет нанести ему ущерб; и не было на этом ринге рефери, который мог бы развести этот «клинч». Все эти взаимные отношения зависимости были сбалансированы и амбивалентны, так что взаимная вражда и взаимная зависимость более или менее уравновешивали друг друга.