Пьер Шевалье - Генрих III. Шекспировский король

Неподчинение Жака д'Юмьера, буржуа Перонны и дворян Пикардии было серьезным событием. В письме к Белльевру от 14 июня Генрих III впервые употребляет слово «лига» для обозначения ассоциации, сформированной пикардийскими городами. К Перонне присоединились города Амьен, Абвиль, Сен-Кантен, Бовэ и Корби. В тот же день, 14 июня, венецианец Морозини сообщает Сенату, что оппозиция пикардийских дворян была подготовлена с помощью агентов Филиппа II, отказывающегося терпеть присутствие принца де Конде в городе, так близко расположенном к испанским Нидерландам. Итак, католики неизбежно должны были завязать отношения с Испанией.

Простая провинциальная лига Пикардии из-за отношения Генриха III и амбиций Лотарингского дома не замедлила преобразиться и распространиться по всей Франции. Уже выделившийся в Варфоломеевскую ночь, молодой герцог де Гиз стал популярным после победы над гугенотами при Дормане и постарался продемонстрировать свой знаменитый шрам Парижу. Королева-мать указала королю на опасность, которую представлял собой Гиз. Посчитав необходимым утвердиться посредством заявления, распространенного по всей Франции, Гиз просто следовал принятому в те тревожные времена обычаю. Его текст можно рассматривать как конститутивный акт Святого Союза.

Католики стремились к восстановлению идеальной монархии Средневековья, с привилегиями провинций и орденов, со служащей ей знатью под контролем народа. Авторы текста заявления предусмотрительно ссылались на первого христианского короля Франции Кловиса, родоначальника угаснувшей династии. Имя Карла Великого не упоминалось, чтобы не потакать амбициям Лотарингского дома, так как его представители претендовали на происхождение от Каролингов.

Знатные члены Лиги хотели заручиться поддержкой городов: «Все католики городов и деревень будут предупреждены и тайно собраны для вступления в ассоциацию, чтобы участвовать в ее деятельности по мере сил и возможностей каждого». Нет ничего удивительного, что врагами лиги стали все те, кто ей противодействовал, и те, кто хотели остаться нейтральными. Против последних она давала себе свободу «для всякого вида оскорблений и притеснений», а первых приказывала повсеместно преследовать. Вступив в лигу, еe члены не могли покинуть ее, не став врагами Господа, мятежниками и зачинщиками волнений. Члены лиги должны были оказывать друг другу поддержку «путем правосудия или путем оружия, без каких-либо исключений». Они приносили клятву повиноваться «избранному главе», чтобы исполнить высшую цель ассоциации и разбить противников, кем бы они ни были. Это было сказано про короля, не называя его.

Прежде чем выдвинуть эти положения, Лига сочла необходимым заручиться поддержкой папы. Она направила в Рим Жана Давида, адвоката Парламента Парижа. Этот тщеславный гасконец по возвращении имел несчастье быть убитым. Правда ли, что в его бумагах нашли подтверждение того, что предполагалось сменить Валуа на лотарингцев, наследников Карла Великого? Так пишет Л'Эстуаль в конце октября 1576 года. Точно известно одно: гугеноты опубликовали подозрительный памфлет, представленный ими как резюме протокола папской консистории. Королевская полиция, конечно, знала об этом факте, и Генрих III был информирован об остававшихся до того момента секретными намерениях Лотарингского дома. По окончании войны герцог Анжуйский и его сообщники должны быть казнены, Генрих III и королева-мать заключены в монастырь, а свободы галликанской церкви упразднены. Генрих де Гиз объединит «наследство короны и благословение Господа, лежащее на нем, как на потомке Карла Великого».

Не предавая этой записке, переданной Жану Давиду, исключительного значения, ясно, что последний был хорошо встречен в Риме кардиналом де Пеллеве, придерживавшимся позиции лотарингцев. Не менее очевидно, что Григорий XIII знал о Лиге и высказал свое мнение о ней Филиппу II.

К Генриху де Гизу стали стекаться сторонники со всего королевства. Он понимал значение Парижа, население которого очень плохо восприняло церемонии в честь заключения мира в Болье. Один парфюмер, Пьер де Ля Брийер, и его сын Матье, советник Шателе, распространили среди буржуа вступительные списки. Один президент Парламента, Геннекер, сделал то же самое среди магистратов, но первый президент де Ту сумел убедить коллег не ставить свои подписи. Среди самых активных членов Лиги были ордены кордельеров и якобинцев, а также иезуитов. Их монастыри стали центрами движения, а дом Гиза в Париже — сердцем сети, накинутой на королевство. Кроме Меченого, неоспоримого главы Лотарингского дома, свои места в нем занимали его братья Майенн, д'Эльбеф, кардинал Луи де Гиз в бесконечном заговоре против последних Валуа. Душа интриги, сестра де Гизов, Екатерина превосходила их в страстном желании успеха задуманного. Красивая, но хромая, некогда она имела виды на Генриха III, но Мария Клевская вытеснила ее из сердца Генриха Анжуйского. Пылая жаждой мести, она без колебаний вышла замуж за герцога де Монпансье, старше ее на 44 года, но зато Бурбона. 15 лет она мечтала отомстить Генриху III. Вполне вероятно, именно в доме Гиза и Монпансье был составлен текст, доказывающий восхождение Гизов к роду Каролингов, так же как памфлеты, пасквили и различные тексты, в которых безжалостно разделывались с королем и его фаворитами.

Перед лицом такой опасности для своей власти, до созыва Генеральных Штатов в декабре 1576 года, Генрих III, по крайней мере вербально, противодействовал взлету Лиги. Одновременно с помощью матери он предпринял попытку примирения с братом, указывая ему на опасность, и которую ввергали страну Гизы и его союз, теперь бесполезный, с гугенотами.

Отказ дворян и городов Пикардии признать правителем принца де Конде вынуждал двор искать другое решение. Герцог Анжуйский предложил ему приехать к нему в Бурж, но Конде знал, что тот хочет вернуть расположение Генриха III. Он предпочел приехать к королю Наваррскому. Тот собирался женить его на своей сестре, по этому воспротивилась Екатерина де Бурбон.

Задетый, Конде уехал в Ля Рошель. Екатерина Медичи попыталась заставить его забыть о разочарованиях и вернуть ко двору. 20 июля она сообщила ему об отъезде Поля де Фу а, которому поручено убедить его в добрых намерениях короля и его окружения. В августе господин де Л'Исл был уполномочен ему сообщить, что взамен Нероны и Дулена король предоставляет ему Сен-Жан-д'Анжели. С Дамвилем королева повела себя Так же, как с Конде, час то посылая ему письма, чтобы склонить на сторону короля. Жена маршала оставалась в Париже, будучи объектом постоянных наблюдений. Она надавала столько обещаний, что королева убедилась в верности правителя Лангедока. Екатерине оставалось заманить в свои сети короля Наваррского, чтобы завершить завоевание глав коалиции, победившей короля в мае 1576 года. Генрих Наваррский как раз попросил разрешения для его жены вернуться к нему. Не желая быть рядом с нелюбимым мужем, Маргарита сослалась на отсутствие денег, подтвердив свое решение выставкой на продажу одного имения в Нормандии. Но настойчивая Екатерина все же собиралась повидать своего тестя. Однако этой встрече не суждено было состояться из-за противодействия короля Наваррского и желания Генриха III иметь мать рядом с собой во время сессии Штатов, которая должна была пройти в Блуа. Хотя Екатерина не исполнила свои планы относительно Беарнца, она получила гораздо большее удовлетворение при виде в Блуа обоих сыновей, полностью примирившихся. Содействие Монсеньора было необходимо, если король собирался расквитаться с гугенотами и стереть унижение мира Болье. Уступив постоянным просьбам Генриха III, герцог Анжуйский, наконец, приехал в Олленвиль в середине сентября. Король принял с большими почестями брата, к которому тем не менее испытывал неприязнь. Более того, он благосклонно встретил канцлера Монсеньора, Рено де Бона, и фаворита Бюсси д'Амбуаза, владевших умом своего господина. Перед перспективой обладания короной (некоторые провинции католиков в Нидерландах подали ему такую надежду) Монсеньор понял, что для этого ему следует порвать с протестантами и получить расположение короля. Екатерина заранее готовила всевозможные варианты и поехала к Франсуа в Сомюр, где в компании Бюсси он наслаждался новым герцогством. Развивая аргументы короля, мать рассказала ему об опасности, которую могут представлять для династии амбициозные планы Гизов. Кроме того, Франсуа-Эркюль вновь поддался чарам прекрасной Шарлотты де Сов. Сам Бюсси, ставший правителем Анжу, укрепил своего господина в намерении вернуться, когда Екатерина приехала в Блуа по просьбе Генриха III «Она была довольна, — как писала аббату де Л'Исл, — видеть сына, герцога Анжуйского, настолько убежденного, что, надеюсь, отныне им будет двигать одно желание — укрепить и сохранить величие этой короны».