Пьер Шевалье - Генрих III. Шекспировский король

Пока король мирился с братом, лиги и ассоциации католиков продолжали множиться, а Тем временем проходили выборы в Генеральные Штаты. В них прошел лишь один гугенот, господин де Мирамбо, депутат от дворянства Сентонжа. В других местах гугеноты отказались принять участие в голосовании, говоря, что во многих сенешальствах время и место избирательных собраний объявлялось одними кюре. Они жаловались на давление властей и угрозы лиг, хотя во многих провинциях юга и юго-запада среди избранных могло быть довольно много их представителей. Потеряв ориентацию из-за измены герцога Анжуйского, они опасались участием в выборах показать свою слабость. Без союза с «политиками» они действительно не представляли собой серьезной силы; ими можно было пренебречь. О чем думал Генрих III по приезде в замок в Блуа, где через 12 лет вновь соберутся Генеральные Штаты, но в гораздо более трагичной обстановке, нежели той зимой 1576 года?

Большинство депутатов Генеральных Штатов были решительно настроены на признание во Франции одной-единственной религии — католической. 3 декабря король принял в Блуа герцога де Невера. На вопрос герцога, знает ли король мнение Генеральных Штатов, Генрих III утвердительно сказал: «Они решили помочь Вашему Величеству?» «Да, они решили отдать за это свои жизни и имущество».

2 декабря король подписал текст ассоциации, главное распоряжение которого предусматривало сбор в каждой провинции вооруженных конных и пеших людей, а также необходимых средств. Правителям должны ассистировать шесть главных лиц провинции, и в каждом сенешальстве должен быть один или два человека, чтобы следить за приготовлениями и потом доложить уполномоченным правителями и лейтенантами лицам.

Король шел дальше. Он решил, что католики, отказавшиеся вступить в данную ассоциацию, будут рассматриваться как враги Господа, короля, родины и ассоциации и будут обречены на публичные оскорбления. Такой шаг присоединял к лагерю короля всех мирно настроенных католиков, «политиков» и запрещал им любые уловки.

Король обещал соблюдать свободу совести, но не свободу культа, и гарантировал безопасность мирно настроенных гугенотов и сохранность их имущества. Но это обещание было ненадежно, Так как имело значение только во время сессии Генеральных Штатов.

В четверг 6 декабря после мессы Святого Духа в церкви Сен-Совер (Святой Спаситель) король торжественно вошел в зал заседаний Генеральных Штатов. Перед ним шли два привратника. За монархом шли королева-мать, королева Луиза, герцог Анжуйский, кардинал де Бурбон, герцог де Монпансье и его сын принц-дофин, герцоги де Невер и д'Юзэ, епископы Лаонский и Бовеский, пэры церкви, канцлер де Бираг, начальник артиллерии Бирон, члены королевского Совета и государственные секретари.

Увидев Генриха III, все депутаты встали. Король сел на трон и знаком пригласил депутатов занять свои места. Прирожденный оратор, король звучным и твердым голосом произнес речь, посвященную открытию сессии. Призвав всех к самопожертвованию, он воздал должное своей матери, которой после Господа он обязан всем. Как можно было ожидать, он пообещал бороться против правонарушений, восстановить порядок, не жалея для этой святой цели ни своей крови, ни жизни. Он умело упомянул о бесчинствах знати: «Действительно, у некоторых в этом королевстве трудно найти малейшие достоинства, некогда отмечавшие дворянство Франции». Осудив таким образом некоторых дворян, король выразил сочувствие трудному положению третьего сословия, особенно бедных земледельцев, и выразил неодобрение политике торговцев и финансистов, не забыв о людях, вершащих правосудие, в которых нет ни веры, ни лояльности. «Я знаю о предубеждении, продолжал он, относящем бедственное положение страны на счет плохого правления принца. Те, кто беспристрастно изучат корни и развитие нашей раздробленности, рассудят по справедливости. Моей совести не в чем меня упрекнуть». Затем он напомнил, что умерший король и он сам были еще очень молоды, когда появились разногласия и разделение между подданными. «Королева, моя мать, сделала все возможное, чтобы остановить угрожавший нам поток зла. Именно ее мудрости мы обязаны сохранением королевства. Именно она поддержала порядок наследования короны и передала своим младшим детям ее, уже бывшую целью тайных заговоров или публичных нападений их собственных подданных».

То был ясный и точный анализ состояния королевства со времени смерти Генриха И, кроме того, этот отрывок служил ясным предупреждением претендентам (почти всегда незаконным) на корону, у которых в составе Штагов находилось немало сторонников, только и ждавших возможности выступить против короля.

«Я ратую за благо, мир и спасение моих подданных… С этой целью, хорошо изучив обстоятельства, в конечном итоге я встал на путь терпимости и примирения».

Эта речь, умело произнесенная 25-летним монархом, блистающим молодостью и изяществом, имела заслуженный успех. Его мирное настроение соответствовало мыслям большинства депутата, особенно третьего сословия. После короля выступил канцлер и в свою очередь высказался за мир, необходимый для проведения реформ, ограничился просьбой денег на нужды королевского дома и армии и обошел расходы, «нужные для ведения войны».

Существовало ли противоречие между публичными заявлениями короля и его решениями, особенно от 2 декабря, касающегося формирования лиги в защиту религии, принятое за четыре дня до открытия сессии Генеральных Штатов? Как часто случается в политической игре, противоречие было скорее внешним, а не реальным. Вставая во главе Лиги, Генрих III забирал у герцога де Гиза роль, которую тот рассчитывал играть. Поднимая собранную из разных частей армию, король возлагал надежды на действительные силы страны и одновременно разделывался г наемниками. Не вызывает сомнений, что он хотел компенсировать унижение мирного договора Колье. Но разве он мог скрыть свои истинные намерения, поставить собрание перед уже принятыми решениями, ведь Штаты сами хотели дать ему советы и предоставляли средства для проведения согласованной с ними политики? В действительности ни король, ни его противники не могли действовать в открытую.

7 декабря третье сословие выбрало адвокатом в Парламенте Ле Турнера, духовенство указало на архиепископа Лиона, Пьера д'Эпинака, и знать — на барона де Сеннесэ. Два первых впоследствии стали убежденными сторонниками Лиги. В кризисной ситуации рождались совершенно необоснованные слухи. Так, в среду 11 декабря Мирамбо отправился к королю узнать, справедливы ли разговоры о новой Варфоломеевской ночи. Генрих III с негодованием отверг такое предположение. 13 декабря он написал всем правителям провинций, чтобы они не верили лживым измышлениям. В тот же день три сословия просили короля согласиться на то, чтобы единогласно принятые ими решения были окончательными. 12-го числа епископ Лиона передал ему их решение и попросил составить список советников, ответственных за бумаги, чтобы Штаты могли отвести тех, кому они не доверяли. Генрих III, конечно, отказался принять за окончательные решения орденов, так как это было посягательством на его власть, но пообещал составить список советников и согласился на их возможный отвод.