Пьер Шевалье - Генрих III. Шекспировский король

63 статьи эдикта практически по всем пунктам удовлетворяли требования гугенотов. Их богослужения запрещались в Париже, и гугеноты все же обязывались платить десятинный налог и соблюдать католические праздники. Официальное название их веры оставалось «так называемая протестантская религия». Король отверг требование запретить все прочие вероисповедания, кроме католицизма и протестантизма. Прекращались расследования, начатые против зачинщиков Варфоломеевской ночи. Таким образом, любые церемонии в честь жертв кровавой расправы были запрещены. Также больше не вставал вопрос об отстранении от управления, особенно и области религии, господина де Невера, де Реца, де Шеверни и канцлера де Бирага.

Эдикт Болье был гораздо шире эдикта Амбуаз 1563 года и январского эдикта 1562 года. Эдикт 1576 года восстанавливал католицизм там, где его запретили, и предоставлял полную свободу совести и религиозных отправлений. Были признаны законными браки священников, перешедших на сторону Реформации. Была объявлена всеобщая амнистия. Гугеноты получали право занимать любые общественные должности, быть принятыми в школы и больницы. Впервые были созданы палаты, состоящие наполовину из католиков, наполовину из протестантов. Монсеньор, Конде, король Наваррский и Дамвиль были восстановлены в правах. Более того, эдикт рассматривал Варфоломеевскую ночь как «преступление», и король публично выразил свое сожаление. Семьи погибших были избавлены от налогов, Колиньи реабилитирован, его дети получали обратно наследство, а потомки иммигрантов признавались подданными короля. По большинству пунктов эдикт Болье предвосхищал эдикт 1787 года о государственном статусе протестантов и Учредительный декрет, стирающий все последствия отзыва Нантского эдикта.

В качестве зон безопасности эдикт выделял гугенотам не 4, как в 1570 году, а 8 городов: два в Лангедоке, два в Гюйенне, два в Дофине и два в Провансе. В секретных статьях король отдавал также Ля Шарите-сюр-Луар Монсеньору и Перонну принцу Конде. Наконец, он пообещал созвать Генеральные Штаты в течение 6 месяцев и тайно переговорить с папой и — что самое удивительное — с инквизицией, выступая за религиозную свободу.

Легко опубликовать договор или эдикт, но трудно исполнить. Когда король подписывал его, он не мог удержаться от слез. Обычай требовал после каждого заключения мира исполнять «Тебе, Господь». Но король тайно приказал закрепить колокола Нотр-Дам, чтобы они не звонили. Договор был передан всем королевским домам, включая испанский. Главный виновник событий, получивших временное разрешение в Этиньи и Болье, Монсеньор получил львиную долю добычи. К его первому герцогству добавились Анжу, Турень и Берри, отныне он принял титул герцога Анжуйского. Он становился монархом настоящего феодального государства на берегах Луары и мог на равных вести переговоры с Дамвилем в Лангедоке и королем Наваррским на Юго-Западе. Королевство вновь оказалось раздробленным на части. К этому ослаблению добавлялась постоянная нехватка финансов в королевской казне. 6 мая в письме к дю Феррье Генрих III точно оценивает ситуацию: «Так как сейчас все только и думают о деньгах, как бы мое королевство не оказалось в руинах войны». Самым насущным вопросом стала проблема наемников.

Однако его можно было решить, только удовлетворив их финансовые требования. Три первых месяца после подписания мира Монсеньора король и его правительство пытались урегулировать вопрос о шайках Монсеньора и политиков. Созыв Генеральных Штатов осенью 1576 года откроет новый период в правлении Генриха III, вызванный появлением Лиги, ответа католического большинства на победу гугенотов над королем и церковью.

Каким бы ни был скучным рассказ о ликвидации задолженности обеих сторон вызванным ими наемникам, детали финансовых операций показывают, в каком упадке оказались правительство и начавшие войну группировки.

Герцог Иоганн-Казимир умел держать в руках своих должников. Он сам составил статьи предполагаемого договора, и королева-мать была вынуждена указать заложников, ответственных за их исполнение. Последние, вместе с отданными под залог драгоценностями, должны были послужить гарантией выплаты суммы в 300 000 ливров, которую надлежало выплатить с 1 по 15 мая 1576 года. Оплата в размере 1 700 000 ливров должна была быть произведена до 4 июня. Герцог не забыл включить в свои требования 50 000 экю, которыми его отец поручился перед королевой Англии за оплату наемников и которыми заявлял о вложении в пасхальную ярмарку 1577 года. Герцог не забыл и задолженность гугенотов герцогу де Де-Пон, к которому они обратились за помощью в 1568 году. Будучи добрым принцем, он согласился, чтобы выплата была осуществлена на ярмарке во Франкфурте в 1578 году.

Королеву-мать волновали проблемы с оплатой наемников, и она торопила Белльевра, сюринтенданта по финансам, чтобы он скорее нашел 300 000 ливров и убедил короля в необходимости сдержать обещания, данные Казимиру. 25 мая король писал своему послу в Лондоне, Отфору, что 1 700 000 ливров, обещанные Казимиру к июню, «его не особенно волнуют». Но 22 мая, получив первую выплату, Казимир заявил Белльевру: «От всего сердца прошу вас продолжать, больше для репутации короля, нежели для спокойствия его подданных, уставших от нашего слишком долгого пребывания в стране, так как больше я не буду удовлетворен такими маленькими суммами».

Проконсультировавшись с Советом, король указал матери возможные источники денег:

1. Остатки от общих поступлений.

2. Заем в городе Париже.

3. Заем у принадлежащих ему городов.

4. Дотация духовенства, предназначенная для оплаты ренты города Парижа.

5. Удержание долга в 1 миллион ливров, согласованное с духовенством до 1576 года.

Время не ждало. 19 мая Генрих III просил дю Феррье передать Сенату Венеции письмо, в котором он говорил патрициям о необходимости получить 600 000 ливров за кольца, которые он перешлет, чтобы заплатить Казимиру во Франкфурте до 6 июня. 22 мая он признавался Отфору, что не может заплатить Казимиру 1 700 000 ливров до 5 июня. 1 июня Генрих III просит своего дядю Эммануэля-Филибера Савойского одолжить ему 300 000 ливров. Монсеньор со своей стороны говорил о своих сомнениях Белльевру. Он писал ему из Шатийон-сюр-Сен: «Я только что повидался с герцогом Казимиром. Он не собирается уходить или отсылать свои войска до тех пор, пока не получит обещанного. Постарайтесь ускорить дело, чтобы я смог сказать «прощай» герцогу и его армии, чего я больше всего желаю».