Пьер Шевалье - Генрих III. Шекспировский король

Два из таких писем заканчиваются рифмой, несколько пикантной, в адрес мадам д'Юзэ:

Вторая концовка более приятна:

В XVI веке не знали о показной стыдливости и буржуазном ригоризме, царившими в XIX веке. Этим объясняется то, с каким замешательством издатели опубликовали эти письма в «Историческом кабинете» («Кабине историк») в 1873 году. Мадам д'Юзэ вовсе не была недотрогой и проповедовала культ Венеры. Близкая подруга Екатерины, она составила ей компанию, когда та возвращала королеву Маргариту к ее супругу, королю Наваррскому. По этому поводу мадам д'Юзэ писала королю, в то время как Маргарита находилась в Бордо, готовясь вновь увлечь супруга: «Уже три дня, как она закрылась. С нею всего три горничные, одна с мечом, другая с тестом, третья с огнем, она все время в воде, белая как лилия, благоухающая как бальзам, трется и натирается, так что о ней можно сказать — ведьма с шармом… Когда мы увидим ее мужа, я вам опишу все, что произойдет после этого письма».

Итак, Генрих III любил пошутить как в узком, так и в широком кругу, иногда даже перегибая палку. Так, в апреле 1587 года Л'Эстуаль осторожно рассказывает об одном случае. Сообщив о присутствии короля на одной процессии, хроникер добавляет: «Прошел слух, что, выйдя оттуда, он сказал (будто посмеиваясь над всем этим притворством): «Вот хлыст для моих членов Лиги», показывая свои большие четки. Его переписка часто скрывала замаскированные стрелы в адрес священников, не отвечавших на его просьбы о предоставлении средств и ставивших у него на пути всевозможные барьеры. В июле 1585 года он отправляет Виллеруа «ответ старого красного берета», а в 1582 году пишет: «Вся скотина наконец на дворе». Летом 1582 года он не скрывает своей неприязни к брату: «Из-за этой морды мы скорее начнем войну и потеряем и королевство, и честь, и все. Странно, сколько эта образина заставляет нас терять».

Он очень не любил, когда его обманывали, и без колебаний карал авторов лживых измышлений. Отказываясь поручить командование Бриссаку, в пользу которого высказывались некоторые придворные, он назвал их в письме к Виллеруа «людьми, которые думают усыпить лесную мышь». Его последняя фраза носит истинно королевский характер: «Прочие не имеют никакого значения, и мы не говорим об этом», заключает он, подразумевая себя и мать. Екатерина Медичи сожалела, что у ее сына ирония и насмешки иногда переходили границы. В письме от 5 октября 1575 года она рекомендовала ему не злоупотреблять своими отношениями с людьми, в какой бы компании он ни находился. Видимо, Генрих не послушался этого мудрого совета. В апреле 1583 года Генрих удалил от двора свою сестру Маргариту и поместил ее в своем замке в Оверни. Он писал Виллеруа: «Я не буду спокоен до тех пор, пока она не исчезнет с глаз моих». Королева Наваррская, уже давно настроенная враждебно к брату, отныне стала его заклятым врагом и распространяла все лживые сказки его недоброжелателей. Позже, в 1587 году, король в письме к Виллеруа нападает на герцогиню де Монпансье, давно бывшую его непримиримым противником. Имея свои недостатки, Генрих часто был слишком желчным и не умел сдерживаться. Но когда он брал слово перед общественным собранием, обычный человек стирался перед королем и он блистал своими интеллектуальными способностями, практически делавшими из него исключение среди современных ему принцев.

Обладая прекрасной памятью, Генрих говорил очень легко и был прирожденным оратором. На это никто не обращал никакого внимания до 1574 года. Однако Брантом передает содержание его импровизированной речи к маршалу Бирону, намеревавшемуся захватить Ля-Рошель. Бирон попросил герцога Анжуйского присоединиться к нему, давая ложные заверения о неизбежности сдачи города: «Я прибыл туда и не увидел никаких изменений. Я пришел, поверив вам, что буду хозяином положения… Вы продержали меня пять месяцев. Теперь, когда я могу выйти с честью из сложившейся ситуации, вы предлагаете остаться здесь и одержать победу и получить почести за моей спиной! Я научу вас, как играть в большого военачальника за мой счет!»

В другой раз король отчитал в Лувре канцлера своей сестры Пибрака за его политическую недобросовестность. Если верить словам де Ту в его «Мемуарах», Пибрак был неравнодушен к Маргарите и, живя своими чувствами, не информировал короля о сложном положении в провинциях юго-запада, так как королева Наваррская сумела скрыть от него правду. Король строго отчитал Пибрака за сокрытие истины перед всеми дворянами дома. Пибрак был настолько потрясен, что долгое время воздерживался от посещения Лувра.

Зная о своих ораторских способностях, Генрих использовал их в политических целях. До своего восхождения на престол он любил с тем же самым Пибраком поупражняться в способах убеждения аудитории. Некоторые писатели даже написали для него специальные работы о красноречии. Амийо говорит в «Плане королевского красноречия», что цель данной работы — рассказать об искусстве управления людьми с помощью слов. Итальянец Камю Джулио написал для Генриха III «Законы риторики». Это сокращенное изложение приемов ораторского искусства. Возможно, «Введение в риторику, или Трактат о красноречии», находящийся в записках Дю Перрона, тоже происходит от желания доставить удовольствие королю. Как бы там ни было, Генрих не жалел слов во время всего своего правления. Конечно, он не был исключением, к тому его вынуждало положение. Речь, произнесенная им на открытии Генеральных Штатов в 1576 году, в основном обязана перу Морвиллье. На заседаниях 1588 года большую часть написал Дю Перрон. Согласно Таллеману де Рео, Деспорт дал Генриху III некоего Отрона, «которого Его Величество использовал для составления торжественных речей». Однако, хотя Генрих и пользовался подготовленными для него текстами, он просматривал их и вносил свои поправки. Вот что говорит Дю Перрон, проработавший две ночи над составлением торжественной речи по случаю открытия Генеральных Штатов в 1588 году: «Король решил не произносить ее в том виде, в каком она была ему подана. Он выбрал основные положения, расширил их и изменил по своему усмотрению». Никто не оспаривал тот факт, что красноречие короля производило сильное впечатление. Оно очень отличалось от манеры говорить у священнослужителей, завуалированной, витиеватой и усыпляющей. Разница между речами короля и следующими за ним ораторами была столь велика, что слушатели не могли не заметить ее. Во время заседания Штатов в Блуа 6 декабря 1576 года Сен-Сюльпис констатировал: «Король произнес такую великолепную речь, какую только можно себе представить, и все были ошеломлены». Депутат от духовенства, Гийом де Тэ, также говорит: «Король произнес такую изумительную и умную речь, подобной которой никто никогда не слышал, речь не короля, а одного из величайших ораторов. Она была так изящна, убедительна и мягка, что у многих вызвала слезы, и я не хочу исключать себя из числа этих людей». После Генриха слово взял канцлер де Бираг, но говорил так долго и тяжело, что лишь подчеркнул успех короля. Было ли это подготовлено или носило случайный характер, но достигло цели. Гийом де Тэ продолжал оценивать выступления монарха. Так, он восхищался ответом короля архиепископу Лиона. Генрих III «рассказал ему дословно все свои предложения так четко и в таких изысканных выражениях, что я не знаю сегодня более ученого и умелого риторика, чем он».