Петр Еремеев - Арзамас-городок

Девятая — близ Ильинского храма.

А Тихвинская — в Мартовской улице и на Бутырках.

Люди рады лету, а пчелы цвету

Жаркое лето…

Под Соборной горой жил известный картузник Медведев. Держал он на Теше несколько купалей и сдавал желающим на прокат лодки. За час платили 20 копеек.

Воскресенье… Печет едва ли не с утра. Молодежь из числа интеллигенции сговорилась еще накануне, и вот где-то после полудня сходилась у лодочника. Юноши в русских, часто вышитых косоворотках — русская одежда и обувь была в моде в конце прошлого и начале нашего века, девушки в ярких ситцевых сарафанах или платьях с кокетливыми рюшками, в соломенных шляпках…

Погомонили у лодок и отплыли… Прощальные взгляды на город, что белеет над приречной горой. Над темным кружевом замлевших садов прямые шпили колоколен и золото церковных глав, а направо мягкая бахромка луговых трав над глинистым берегом, затихшее стадо коров у сырого водопоя, широкий разбег лугов за Тешей, а впереди, на кромке Ивановских бугров, застывшие лопасти поседелых от времени ветряков…

Дружные взмахи весел в сильных молодых руках, носы лодок режут теплое серебро ласковой воды, белые лилии и желтые кувшинки на девичьих ладонях и столь волнительны эти «Дунайские волны», что так слаженно исполняют ребята на щипковых — гармонь в те годы считалась грубоватой в кругу образованных людей.

Белое ожерелье лодок вытягивается к Ивановским островам. Часто высаживались на выездновском берегу, и тут сами собой начинались шумные игры. Частенько играли в «жмурки», при случае мягко падать в густую духмяную траву. Уставшие, раскладывали скатерть-самобранку, много пели, читали и декламировали строки Пушкина, Некрасова, Никитина, Кольцова. Тут радовал своих друзей начинающий поэт, молодой учитель Иван Иконников:

… Чистота отношений, теплая дружественность, романтическое отношение к девушкам — все это освящалось добрыми надеждами на будущее. Здесь намечались скорые семьи, крепилась верность друг другу, наконец, просто скрашивалась жизнь.

К Ивановским буграм плавала и мещанская молодежь, более шумная, с гармошкой. Но и тут не знали каких-либо пьяных выходок, внимание девушки надо поистине заслужить ласковой сердечностью. Ах, в какое вихревое действо превращалась здесь полька или задорная кадриль.

На «острова» плавали и семейные. Ивановские женщины приносили к отдыхающим самовары, молоко, сливки, душистые ягоды — всем было весело, особенно детям.

Летом 1902 года не однажды к Ивановским буграм направлялась «горьковская эскадра». Писатель с женой и гостями из столиц, Нижнего, что постоянно наполняли дом на Сальниковой, вполне «расслаблялись» на воде, на островах, на часок-другой забывали о политике, «классовой борьбе», муках творчества и безоглядно окунались в житейский реализм.

С островов молодежь возвращалась обыкновенно поздно, на закате уставшего за день солнца, а то и в тот час, когда волшебная сумеречь уже густела над теплой притихшей землей.

… Невнятное журчанье затяжелевшей к ночи воды за кормой, приглушенные усталые голоса, мягкие крики дергача в сырой прибрежной осоке и над всем кротким миром — волшебное очарование серебристого света высоких перистых облаков. Еле слышно с прощальной грустью звучит послушная мандолина.

Еще стрелки часов истории не дотянулись до 1905 года, еще далеко до первой мировой и грозного семнадцатого. Пожатье теплых рук, неспешное провожание девушек, может быть, робкий поцелуй — кончился этот жаркий июльский день. И дай Бог других!

«Особенно чудно-хорошо и восхитительно это место в весеннее утро, при первых лучах восходящего солнца, когда вершины дерев озарены благотворным светом, а с зеленых веток падают блестящие капли росы на траву, густо покрывающие землю, когда красные гвоздики, лиловые колокольчики, белые ландыши, розовые лепестки шиповника, лазоревые орхисы и другие благовонные и привлекательные для взора цветы сильно разливают в воздухе свой аромат, а в роще царствует тишина, нарушаемая лишь разнообразным щебетанием и неподражаемым пением пернатых птиц».

Эту милую картинку весеннего утра на Высокой горе оставил нам в 1914 году священник Михаил Коневский. Но и солнечным деньком и тихим вечером во все времена года Высокая гора, что на четвертой версте от города, в прошлом была первозданно хороша. К ней у арзамасцев изначально особое, благоговейное отношение. И потому она бережно сохранялась горожанами как заповедный уголок, ценилась как место возвышающее, врачующее всякие всполохи души и сердца.

Место это отмечено Творцом, ибо не случайно же появляются на земле монашеские обители в самых духоподъемных местах. Арзамасцы поняли это и в 1716 году устроили тут начально часовню, а вскоре и мужскую общежительную обитель. С того далекого времени сюда совершались многолюдные крестные ходы — участвовать в них было семейной традицией, они воспринимались нашими дедами и прадедами как хождение на очистительное богомолье.

Высокая гора звала и на отдых.

Густо поросшая вековыми липами и дубами, полная таинства, всего того, что является лесной жизнью, роща издавна стала местом паломничества для тех, кто не равнодушен к одухотворенным красотам родных мест. Тем более, что многие приходили сюда с желанием побывать в святой обители, осмотреть старинные храмы, поставить свечу-молитву в память ушедших на покой родичей, оглянуться на свою суетную жизнь. Думается, не случайно известная арзамасская писательница середины прошлого века Мария Семеновна Жукова и написала, пожалуй, невыдуманную повесть «Инок», сюжет которой явно навеян посещением Высокогорского Вознесенского монастыря.

Сюда на своих и наемных лошадях чаще приезжали семьями «интеллигенты» и люди «старого закала», чтобы размять ноженьки и показать ребятишкам лес, его доступные тайны. Натоптанные тропинки выводили гуляющих из-под зеленого шатра то к хлебным полям Хватовки, то к тихоструйной Теше, к монастырской мельнице, к таинственному пчельнику. На этих тропах или у малого костерка хватало для детворы волнующих рассказов о разбойниках, которыми был так полон недавний восемнадцатый век. Из-за «лихих работничков» в 1734 году монахи покинули свой монастырь и вернулись в порушенную обитель только через девять лет… Здесь, на Высокой, вспоминалось и про атамана Алену, родом из подгородного Выездного. Собрала она отряд удалых и первое время скрывалась тут на горе, а затем увела своих смельчаков в город Темников к разницам. Было что вспомнить старшим и о нижегородском тракте, что проходил в версте от Высокой горы. Овраг Воровской-то близ Дубков… В ночь из Арзамаса не выезжали — нередко пошаливали тати с кистенем и топором…