Петр Еремеев - Арзамас-городок

Говорили у нас девки между собой:

— В роще утешно и потешно, то и свиданье с милым коротко!»

Воспоминания ученика школы академика А. В. Ступина В. Е. Раева относятся к концу двадцатых годов XIX века: «Хороводы составлялись больше из девиц. Каждый праздник после обеда далеко слышалась звонкая хороводная песня. Запомнил одну любимую, ее пели для меня девушки:

Все эти невинные увеселения — хороводы, продолжались почти все лето до сбора орехов. За орехами ходили из города целыми партиями, семействами. В это время повсюду в лесу слышались песни, смех, ауканье…

Напев и этой песни прекрасный, в нем слышен отголосок старины:

… Хороводы водились в разных местах с пасхальной недели. В нижней части города — под Васильевской горой, а на горе — в конце улицы Глухой возле дома мастерового Пестрикова. Тут среди прочих можно было услышать и такую песню:

Хоровод водили умелые певуньи. Девушке часто требовался парень-хороводник или затейщик. В хороводных играх частенько себя показывали и яньки, самотники-себялюбы, щеголи, одетые пестро, крикливо…

И вот еще одна, тоже записанная в семидесятых годах прошлого века этнографом, уроженцем села Кирилловки А. В. Карповым. Эту песню могли петь под Васильевской горой у дома богатого огородника Куликова.

… Парень входил в круг, выбирал себе милую, а милой была та, которую он тут же целовал.

И начиналась песня:

За неделюшку сердце слышало,

За един денек поведало…

Провожала друга милова

До города до Дунилова,

До заставушки Московской.

У заставушки мы расставалися,

На нас люди дивовалися.

«Что за чудная за парочка!

Не знай, муж с женой

Или брат с сестрой?»

Расстаются парень с девушкой,

Расстается, ей наказывает,

Честью-лестью уговаривает:

«Ты живи, моя лебедушка,

Живи не печалься.

Если будешь ты печалиться,

Пиши ко мне письмо».

«Я писать-то, девушка, не умею

Писарям не велю:

Писаря — воры-злодеи,

Пишут они ложно,

Разбрать не можно».

Гулянье это падало на день праздника Всех святых, который отмечается православными на следующее воскресенье после Троицы.

Начально гулянье проходило в северо-восточной части от города в черте ореховых перелесков, но позднее стало перемещаться поближе к Всехсвятскому кладбищу.

Начало дня — Богу.

Шла торжественная служба в кладбищенском храме. Затем по желанию жителей верхней части города священники служили панихиды на могилах… Молодая листва берез и лип, голубое небо, цветы, пахучий дым ладана, золото одежд священнослужителей — людьми владело сознание неразрывности с теми родными и близкими, кто ушел из земной жизни, но продолжает жить в благодарной памяти живых.

К полудню неподалеку от кладбищенской ограды выстраивался торговый городок. Продавались тут, кроме сластей, и игрушки. Внимание к детям у ворот кладбища таило в себе и мистический смысл. Вот, ребятки, мы, родители ваши, тож когда-то ляжем под сень вековых лип. Не забывайте же нас потом, приходите на кладбище, помните и об этом празднике, о нашем внимании к вам.

Единство настроения роднило людей в этот день. Всеми владело радостное душевное состояние от сознания того, что у нас много святых, которые молятся за живых и усопших православных перед престолом Всевышнего.

День шел на спад, уставших детей уводили домой. У торговцев объявлялось «ренское» и пиво — мужчины заметно веселели. Женщины в этот день являлись в других нарядах и украшениях, нежели в Троицын день в Утешной…

В кругу молодежи слышались удары лапты по мячу и удары городошних палок.

Смеркалось, украшения на женщинах начинали тускнеть — можно было расходиться по домам…

Ярила — время летнего солнцестояния.

Древний, языческий еще праздник. Он приурочен к ночи с 23 на 24 июня. В старину девушки и женщины украшали себя венками, зажигались ночью костры, люди прыгали через огонь и таким образом как бы очищались от всякой скверны. В эту ночь начинали купаться, верили, что вода стала чистой, исцеляющей.

В народе сохранились поговорки: в Ярило сердца яры. В Яриле все живое ярится.

Любопытно, что в Арзамасе насчитывалось несколько ярил: Вознесенская, всехсвятская, тихвинская и даже… девятая.

Как ни странно, приурочены они были к тем дням, когда в городе свершались праздничные крестные ходы.

Обыкновенно на праздники к горожанам съезжались из сел и деревни знакомые, родные и после крестного хода, естественно, устраивались столы с угощением. Где-то к вечеру мещанские девицы начинали водить хороводы.

Можно было услышать и такую вот купальную песню с веселой, даже озорной концовкой:

На другое утро вновь садились за столы опохмелиться, головушки поправить, и вот тут-то и начиналось шумное, веселое обливанье водой своих и случайных прохожих по улице. Вечер опять заканчивался хороводными песнями — хороводы водили в основном дети гладильщиков кожи, скорняков, сапожников.

Вот это веселое шумное действо и называлось Ярилой.

Где же яро вскипали безудержным весельем эти самые ярилы?

Вознесенская — в Прогонной улице и Казарменной слободе. Всехсвятская — в конце Ильинской улицы.