Петр Еремеев - Арзамас-городок

Монахи Высокогорского слыли гостеприимными.

Раскинута на траве-мураве белая скатерть, за небольшую плату чернецы приготовят монастырскую уху из свежей рыбы, вздуют самовар, поставят к чаю молока, сливок и уж обязательно сотового меду. Ну а на дорожку побалуют деток сладкой ягодой, как она подоспела, а папам и мамам поднесут по кружке ядреного монастырского кваса…

Солнце опускается к окоему, опадает в затешные луга разморная полуденная жара, дышится легче, острее становятся запахи леса, ярче выступают старые деревья и это, наверное, из-за них тянутся к малышам молчаливые страхи. И уже хочется домой, в знакомую комнату, в мягкую постельку.

Голоса старших все ленивее, все реже… Вот закладывают лошадей. Уже в руках расторопного кучера крепкие вожжи, наконец, рессорная коляска, потряхивая и убаюкивая, катит по серой холстине проселочной дороги.

— До свиданья. Высокая гора!

Разумеется… Детская непорочная душа навсегда сохранит о тебе память, как о чудесной сказке, которая войдет в растущего человечка на всю остатнюю жизнь и где-то потом, в предбудущих годах много добавит к тому, что мы называем святым словом Родина.

Мокрый овраг тоже давным-давно стал для арзамасцев не только дорогим местом как источник хорошей питьевой воды, но и желанным местом для отдыха.

Сюда, как и на Высокую гору, приезжали на своих и на извозчичьих лошадках семьями родственно близкие люди. Та же интеллигенция, чиновники и купцы, зажиточные мещане. Как-то на Мокром было свободней, что ли… Тут вроде ничего не довлело над человеком, и потому шумнее веселились застолья, куда как скорее сходились даже и незнакомые прежде горожане.

Иногда съезжалось семей по десять и более. Торопилась сюда и молодежь: студенты, вернувшиеся на каникулы, учителя и учительницы, модно одетые приказчики… Извозчики при этом хорошо зарабатывали: в один конец брали 30 копеек, а подгулявшие кидали от своих щедрот и побольше…

И на Мокром тоже отдых начинался по способу «пешего хождения». Уходили обыкновенно гулять к живописному пруду и в ближний лес. В старые годы слово «гулять» означало вовсе не сиденье за обильной едой и выпивкой, а именно гулянье, скажем, по лесу, по бульвару, проспекту, а в Арзамасе чаще по улице Сальниковой.

Ах, какое единение обреталось в кругу молодых чиновников, учителей, студентов, сколько тут слышалось затаенных вздохов купеческих дочек о желанных женихах — во многом раскрывается человек за гранью города в зеленых кущах, которые так хорошо хранят и самые сокровенные тайны…

Не скучали на Мокром и дети. Немало отсюда увозили разных трав и отдельных листочков для личных гербариев мальчишки, а сколько цветочков лазоревых закладывали девчонки между страниц своих книжек, чтобы зимой, в тихий предвечерний час вспоминать о незабывном лете.

Уставшими возвращались к домику лесника. Тот слыл сообразительным, да и трудно ли понять приезжающих на природу. Поставил несколько — до двадцати — столов и столиков под сенью берез, накупил самоваров и — чайку, да извольте, какой прикажете? «Самоварчик» с распаренным чаем стоил от 20 до 50 копеек. Провизию, выпивку отдыхающие привозили свою, а не хватало — лесник мог добавить от своих запасов, даже винцо сыскать.

После застолья старшие потягивали легкое виноградное, «перекидывались в картишки», читали газеты, коротали часок-другой за бесконечными разговорами о времени и о себе, во всем согласная молодежь затягивала песни, играла в лапту или городки.

В застольях на Мокром царило благодушие, развязность осуждалась, старались не терять своей чести, держали себя «на людях» неизменно в «границах».

Здесь в кругу молодых слышались стихи, спорили о прочтенном, новоиспеченные учителя — мещанские дети, заводили неизменные разговоры о просвещении народа, бюрократизме властей предержащих, охотно вспоминали слова Некрасова: придет ли время-времечко…

Тут мастерски читал, чаще юмористическую прозу, адвокат Лезин, обладавший отличной дикцией и мимикой лица, так артистично входил он в «образ» литературного персонажа! Завораживал проникновенным чтением лирических произведений инспектор народных училищ П. А. Пирогов. Неизменно украшал застолья юрист Генебарт, владевший превосходным тенором. Василий Васильевич был настоящим оперным певцом.

… Иногда допоздна в кругу молодых звучала семиструнная гитара, томная скрипка и меланхолическая мандолина — отсюда, с Мокрого, неизменно увозили все то, чем всегда дорог желанный и потому такой короткий праздник человеческого общения.

Сначала лета арзамасцы присматривались к афишным тумбам, спрашивали друг у друга: когда же приедет цирк?

И вот, чаще в конце лета цирк-шапито ярко объявлял о себе. И тотчас городок как бы встряхивался, оживал, все только и говорили о «циркачах».

В 1886 году в Арзамасе гастролировала труппа известного антрепренера Архипова.

Раскидывал свой шатер цирк всегда в поле, позади сада Рачинского. Шатер тотчас обрастал торговыми палатками с фруктами, квасом, пивом, мороженым…

Каждый вечер искрометное феерическое действо. Представления начинались с 9 часов вечера.

В цирке горели большие газовые лампы и уже одно это удивляло многих.

Арзамасцы любили цирк. Искренне восхищались борьбой тяжеловесов, ловкостью воздушных гимнастов, аплодировали прекрасным амазонкам. Ну и неизменно смеялись над проделками клоунов, их веселым репризам.

В первое время народ валом валил на представления, но мало-помалу почтеннейшая публика редела и тогда — это уж к концу гастролей. владелец цирка прибегал к испытанному способу привлечения зрителя. Объявлялась лотерея. В конце выступления артистов на арену выносили большую пирамиду, на уступах ее выставляли различные призы. Чего тут только не было! Яркие детские игрушки, очень много разнообразной посуды, предметы туалета, парфюмерия… Объявлялись и главные призы: часто самовар, корова или еще что-то ценное.

… Разбитной конферансье вызывал двух охотников из публики, и они по контрольным маркам объявляли выигрышные номера. Корова — большой выигрыш, стоила она десять рублей золотом — деньги в то время дорогие…

Долго после похвалялся счастливчик: задешево билет приобрел и корову из цирка привел!

Уезжал цирк, и разом затихал Арзамас. И вздыхали ребята: опять целый год ждать веселых «циркачей».

По летам частенько в городе объявлялся пожилой, опрятно одетый шарманщик.

Работал он с дрессированной птичкой или морской свинкой, которые ловко вытаскивали из ящичка билетик на счастье. Большого счастья из горожан редко кто ожидал, но кому же претят добрые пожелания и предсказания!