Андрей Чернякевич - БНР. Триумф побежденных

Особенно остро протестовали представители волостных земств и крестьяне.

Только поздно вечером 17 декабря, после небольшого перерыва, Совет съезда поставил на голосование общую резолюцию, в которой провозглашалось создание краевого органа власти в лице Всебелорусского совета крестьянских, солдатских и рабочих депутатов. Тем самым съезд фактически отстранял от управления краем Облискомзап. Примечательна сама формулировка:

«…отстаивания цельности, неделимости Белоруссии и неотторжения ее от Российской Федеративной Республики и всех остальных принципов демократического мира, провозглашенного Советом рабочих, солдатских и крестьянских депутатов».

Но как только возобновилось пленарное заседание и начали зачитывать текст резолюции, в зал вошли начальник городского гарнизона Н. Кривошеин и Л. Резовский. Само здание было окружено солдатами с двумя броневиками, а на выходах поставлены караулы. Первым слово взял Н. Кривошеин. Благодаря стенографической записи, опубликованной неделю спустя в газете «Черниговский край», мы можем воспроизвести это выступление почти дословно:

«Сначала ничего не слышно, в зале шум, негодующие и недоумевающие возгласы. Кривошеин говорит: “Я под видом мягких лайковых перчаток, под видом легкой пуховой постели беру очередь. Теперь я приглашаю провокатора, который сказал бы, что мы продаем… Кого и когда мы, великороссы (сам Кривошеин типичный южанин), продавали? Мы никогда власть не забывали, три часа сплю (голос из публики: “остальное время пью”) и забочусь о вас. Мы здесь следим, как уши и глаза, следим за вами: внесите светлое и милое… Еще раз говорю: да здравствуют национальные полки Белоруссии, но те полки, как вы говорили… Я готов погибнуть, но если вы скажете, что я изменник, то я готов пострадать. Вам предлагают Раду, которая поведет вас к пуховой постели, в цепи на десять-пятнадцать лет. А теперь да здравствуют пролетарские полки! А теперь я распускаю ваше собрание».

Сразу за ним, не давая опомниться, Л. Резовский объявил съезд закрытым, а членов президиума — арестованными. [44] Всего было арестовано 27 человек: И. Середа, А. Вазило, А. Шевчук, Л. Колядко, T. Гуща, Т. Гриб, И. Воронко, Р. Островский, И. Мамонько, Ярошевич, Дворчанин, А. Бурбис, Червяков, Валыщицкий, Гольман, Манцивода, Воробьев, Красковский, 3. Юрьева и др.

Правда, уже через несколько часов арестованные были выпущены. Почти сразу, утром 18 декабря, часть членов разогнанного съезда собралась в помещении клуба железнодорожников Либаво-Роменской железной дороги, где на общем собрании было постановленно объявить краевой властью Совет съезда — Раду. А еще спустя три дня Рада принимает резолюцию «немедленно выделить из своего состава Исполнительный комитет Первого Всебелорусского съезда», который должен был «принять на себя функции исполнительной власти в Белоруссии в момент, когда к тому… реальные события и будет реальная сила для гарантии существования этой власти». До того времени местонахождение комитета не подлежало оглашению. [45] Первоначально в Исполнительный комитет вошло 17 человек, а сам новый орган носил название «правительство народных комиссаров». 3 (16) января 1918 г. Исполнительный комитет постановил к существующим членам прибавить еще троих от еврейских социалистических партий и четырех — от «революционной демократии» остальных национальных меньшинств.

Один из лидеров Объединенной еврейской социалистической рабочей партии М. Гутман прокомментировал произошедшее:

«Нынешние столыпинцы — близорукие политики. Разгон съезда только оказал услугу белорусскому движению. Под влиянием атаки на белорусский съезд, в которой участвовали солдаты всех фронтов, деятели всего края и т. д., усилилось стремление у белорусов к национальной свободе и национальной власти. Делегаты разъезжаются по деревням обширной Белоруссии в целях призыва крестьянских масс к борьбе против национальных угнетателей. Не нужно быть пророком, чтобы предсказать результаты этой работы».

В середине января И. Воронко писал в Петроград:

«В Минске мы ведем борьбу с большевиками за власть. Наш съезд в корне погубил престиж власти насильников в стране. Все наше внимание устремлено на создание федеративной России, в составе которой будет находиться и Белорусская Народная Республика».

Съезд окончательно убедил местных большевиков в опасности «белорусской или литовско-белорусской республиканской химеры». Его роспуск, однако, сам по себе вовсе не означал, что белорусская идея оказалась вне закона. В посланной на имя петроградского Совета Народных Комиссаров телеграмме Центральная белорусская военная рада била тревогу по поводу того, что в Минске предаются завоевания российской революции. Арест президиума Всебелорусского съезда осудила даже Минская дума, заявившая:

«Город является центром Белоруссии, столицей Белоруссии. Поэтому Дума протестует против разгона первого свободно собравшегося Всебелорусского съезда и выражает свое глубокое негодование по поводу совершения над ним насилия».

Уже в конце декабря было достигнуто согласие между представителями Центральной белорусской военной рады и H. Крыленко по вопросу формирования национальных частей, исходя из принципа народно-социалистической гвардии. Но спустя всего несколько дней большевики признали формирование национальных войск «недопустимым», сославшись на то, что представители белорусов и украинцев были замечены во время антисоветских манифестаций в Минске (по краю прокатилась волна голодных бунтов). В ответ белорусы отправляют в Киев своего представителя для создания белорусских войск… за украинские деньги. [46] Этим представителем был П. Алексюк. Однако вскоре большевики начали аресты среди белорусских деятелей, и в итоге 11 тыс. рублей, выделенные украинцами для Войсковой рады, до нее не дошли.

Вскоре в Брест, где на тот момент шли мирные переговоры, срочно отправляется делегация от исполкома Всебелорусского съезда. Один из первых пунктов в «Наказе», который она везла с собой, гласил:

«Вся Беларусь в своих этнографических рубежах является единой и неделимой и входит как автономная часть на равных правах в Российскую демократическую федеративную республику…»

По дороге члены делегации С. Рак-Михайловский и А. Цвикевич отправили в Минск письмо:

«Пожелайте нам, дорогие товарищи, успеха в нашей чрезвычайно ответственной и трудной работе. Перешагнули мы немецкие окопы с сознанием своей правоты, не как побежденные, но как равные. Революционное право на этот шаг нами свято исповедуется. Мы сознаём, что ало-белое знамя наше не запятнано и не будет запятнано предстоящей встречей. Но в сердцах наших тоска — слишком мало возможностей для счастливого исхода переговоров. В одно мы верим — мы верим в Революцию!..»