Андрей Чернякевич - БНР. Триумф побежденных

Правда, сама Наивысшая Рада не только не прекратила работы, но успела снова развернуть активную политическую деятельность. В. Ивановский и Б. Тарашкевич были на приеме у Ю. Пилсудского, где, скорее всего, речь шла о создании польско-белорусского коалиционного правительства. Это во многом был переломный момент. Тот же председатель Минского ревкома А. Червяков, будучи посланным в конце сентября 1920 г. на польско-советские переговоры в Ригу, докладывал:

«Получил сообщение от варшавских белорусов. Там между ними и польским правительством заключено соглашение, в силу которого в правительство Белоруссии входит ряд поляков из Белоруссии. Это новое правительство признает федерацию с Польшей. Правительство готовится на случай, если полякам удастся занять Минск…»

Не случайно после того, как польские части снова занимают Гродно, сюда переезжает целый ряд белорусских деятелей, и кратковременно в городе наступает своеобразный «ренессанс» белорусского движения: восстанавливают работу белорусские учреждения и школы, начинает выходить газета «Беларускае слова» и даже формироваться белорусская рота. В своем первом номере «Беларускае слова» провозглашало:

«Наша цель ясна. Наш путь — прямой. Мы будем бороться, как уже с давних времен борется лучшая часть белорусской интеллигенции, за независимость Беларуси… Мы знаем, что уже скоро Беларусь станет истинно независимой… Демократическая Польша, написав на своем знамени имя и идею Пилсудского, делом поможет Беларуси обрести независимость».

Однако политические противники Ю. Пилсудского из числа членов польской делегации в Риге, опасаясь продолжения войны с большевиками, предпочли ускорить заключение мирного договора. Подписание 12 октября прелиминарного польско-советского соглашения перечеркнуло все планы. Белорусам оставалось только протестовать. Почти одновременно принимаются резолюции на белорусской национально-политической конференции и конференции белорусских социалистических партий в Риге, осуждающие подписанное соглашение. В них условия мира между РСФСР и Польшей для Беларуси признавались «необязательными» и объявлялось, что Белорусская Народная Республика будет «всеми способами и средствами вести борьбу за независимость и неделимость…» Одновременно с протестом выступила и Наивысшая Рада.

Одним из последствий кратковременного сближения правительства БНР с Варшавой стала депеша главы советской делегации в Риге А. Иоффе в Москву, в которой он обвинил В. Ластовского в связях с поляками. В свою очередь, глава советской дипломатии Г. Чичерин старался корректировать курс советской делегации в Риге в белорусском вопросе. После декларации Ластовского, желая опередить поляков, он попытался ускорить приезд в Ригу В. Игнатовского в качестве представителя Советской Беларуси. Одновременно нарком внимательно следил за реакцией мировых держав. Например, его заинтересовала информация, якобы Франция решила признать независимость Беларуси.

В это же время Ю. Пилсудский инспирировал так называемый «бунт Желиговского» — захват Вильно вопреки подписанному ранее польско-литовскому договору. Так на карте Восточной Европы появилось новое государство под названием «Срединная Литва». [163]

В результате в Вильно направились два представителя Наивысшей Рады — Вацлав Ивановский и Бронислав Тарашкевич, которые и вошли в состав Временной правящей комиссии Срединной Литвы. Б. Тарашкевич вспоминал:

«В начале осени 1920 г. я принимал деятельное участие в тайных совещаниях, обсуждавших политические вопросы, связанные с предполагаемой Пилсудским акцией на Вильно (“бунт” Желиговского)… “Хорошо сейчас осведомленные” относительно взглядов Пилсудского лица сообщали, что Пилсудский имеет возможность взять Вильно и прокламировать краевое правительство с собственным демократическим сеймом и т. п. Искалось название для этого края. Многие наиболее соответствующим считали Западная Беларусь. Было решено, что виленское правительство будет состоять из представителей всех национальностей, приглашен был даже какой-то литовский деятель из Мемельской области. Кроме того, в состав правительства не должны были входить группы правее виленских “демократов” (Абрамович, Ян Пилсудский, Кржижановский и др.). Уже по пути на Вильно название было дано по указанию Пилсудского “Срединная Литва”, а в состав правительства привлечены хадеки (Энгель) и “рады людовые” (Шопа). Одновременно был изменен и проект воззвания к населению. Литовец ретировался. Мы тоже были возмущены такой перетасовкой, и даже Ивановский предлагал мне предупредить об этом литовцев. Но я считал это бесцельным, да и не было времени…»

10 октября 1920 г. в Вильно на квартире А. Луцкевича проходит чрезвычайное заседание местных белорусских деятелей с участием прибывших из Варшавы В. Ивановского и Б. Тарашкевича. Речь шла о новой политической комбинации польских властей и позиции белорусов. Первыми слово взяли гости, попытавшись обрисовать общую ситуацию. [164]Собравшиеся приняли полученную информацию к сведению.

Но был один момент, который фактически выпал из обсуждения. Всего две строчки в протоколе:

«…Таким же самым путем решено было захватить и Минск, каковая задача была поручена Балаховичу…»

Любой, без исключения, военный конфликт несет в себе жертвы и разрушения. Эта эмоциональная и психологическая травма позже усугубляется еще и идеологическим каноном, в буквальном смысле возведенным на костях. Поэтому так сложно, порой невозможно оценить не только понесенные потери, но и собственно фактические плоды, которые этими жертвами были оплачены. Между тем война — это еще и серьезный сдвиг тех тектонических плит, на которых выстраивалась прежняя, казалось бы, незыблемая политическая система. И чем масштабнее трагедия, чем глубже и разрушительнее катастрофа, тем больше вероятность возникновения чего-то нового, совершенно невозможного при других обстоятельствах. В истории Беларуси одной из наиболее недооцененных в этом смысле остается советско-польская война 1919–1920 гг.

Почему именно Западный фронт был выбран советским руководством в качестве приоритетного, еще в 1920-е гг. писал советский военный историк Н. Какурин:

«Белорусский театр военных действий был самым чувствительным у поляков. Именно оттуда от советской границы было ближе всего до Варшавы… Варшава являлась как бы узлом, воедино связывающим долго бывшие в разделе различные части Польши. При сильном ударе по Варшаве эти части опять могли бы разъединиться. Бывшая русская Польша опять потянулась бы к РСФСР, бывшая “австрийская” Польша начала бы тяготеть к своему политическому центру — Кракову; наконец, то же самое случилось бы с долго пребывающей в составе Германии польской областью Познанью».